Она готова была танцевать от радости при мысли об избавлении от гнета, нависшего над ней. Робин свободен, его не будут судить, ей не придется снова встретиться с ним. Неприятные дни прошли — она могла снова спокойно зажить. Под влиянием чувства освобождения воскресло снова ее прежнее отношение к Робину. Бедняжка! Как он любил ее, если готов был умереть ради ее спасения! Какая преданность! Все рассуждения об эгоизме Робина были забыты — он казался ей теперь верным другом и благородным любовником.
У Лайлы было сознание, что она начинает новую жизнь. Мучительный страх, испытанный в течение последних недель, исчез, как исчезло опасение, что Хюго может потребовать развода. Робин, убежав, разбил не только свои оковы, но также и те, которые опутывали Лайлу.
Она не задумывалась над тем, что его могут поймать, так как принадлежала к натурам, которые живут только настоящей — счастливой минутой и не размышляют о неприятностях, могущих когда-нибудь возникнуть. Робин освободился, и она снова могла следовать всем своим желаниям, не испытывая страха перед будущим. Это было чудесно!
Валери вошла на цыпочках, и Лайла приветствовала ее любезной улыбкой.
— Дорогая, как ваше здоровье?
— Совсем хорошо. Я испытываю чувство облегчения, огромного счастливого облегчения. Вы не можете себе представить, что я перенесла за эти три недели. Меня не так мучила мысль о Робине, как все остальное, и, главное, сознание необходимости давать показания в суде. А теперь гроза миновала, и мы можем, наконец, свободно вздохнуть.
— Надеюсь, что его не поймают, — произнесла Валери задумчиво.
— Вы ничего не имеете против того, чтобы я закурила?
Лайла взглянула на нее с легким недоброжелательством. Как бессердечны стали теперь девушки. Какой смысл обсуждать с ними такой вопрос, как заключение Робина в тюрьме. И она сказала немного колко:
— Вы пополнели, Вал!
Валери рассмеялась.
— Неужели? Нет, мне кажется, что вы ошибаетесь.
Она поднялась, подошла к тройному зеркалу, украшавшему комнату Лайлы, и стала перед ним, выпрямив стройное молодое тело. Улыбнувшись себе, она сказала, обращаясь к Лайле:
— Я кажусь себе довольно хорошенькой, дорогая. Конечно, мне не сравниться с такой необыкновенной умопомрачительной красавицей, как вы, но все же я недурна. У меня густые каштановые волосы, большие черные глаза с синеватыми белками и ровные белые зубы.
— Глупое дитя, — прошептала Лайла. — Конечно, вы очень миловидны.
Валери ушла, так как доложили о приходе массажистки.
Она быстро сбежала по ступенькам и постучалась в комнату Гревиля.
— Вы здесь! — воскликнула она. — Какое счастье! Хюги, повезите меня сегодня кататься. Или вам нужно отправляться в Палату?
— Я буду занят, только гораздо позже, — отвечал Гревиль.
Он поднялся, взял Валери под руку, и они вышли в холл.
— Я сама буду править, — сказала Валери. Гревиль сел возле нее, и его охватили воспоминания о прежних беззаботных счастливых днях. Болтовня Валери, не требовавшей у него ответа на вопросы, успокаивала его.
По городу было расклеено множество афиш с извещением о бегстве Робина Вейна. Валери спросила:
— Хюги, а его не поймают?
Гревиль очнулся от своих мечтаний и вспомнил о печальной действительности. Он отвечал равнодушно:
— Трудно сказать.
— Надеюсь, что нет! — воскликнула Валери. — Робин не обыкновенный преступник. Его бегство, несомненно, задумано умными людьми, — людьми, умеющими предвидеть будущее и обладающими большой предприимчивостью.
Наступило короткое молчание, и затем Валери продолжала задумчиво:
— Знаете, Хюги, Робин Вейн благородная личность. |