Грей предлагал прибегнуть к посредничеству держав только тогда, когда Австрия нападёт на Сербию, а Россия объявит мобилизацию, но не ранее. Это удивило французского посла, заметившего, что «после вторжения Австрии в Сербию будет слишком поздно» — как и произошло. Министр остался при своём мнении и продолжал беседы с послами, не предпринимая активных действий. Даже такой апологет Антанты, как американский историк Бернадот Шмитт, признал: «Его (Грея. — В. М.) публичные заявления о том, что он ничем не связан, с одной стороны, и его частные заверения в адрес Франции, с другой, побуждали обе континентальные группировки делать ставку: одну — на британский нейтралитет, другую — на британскую поддержку».

«Грей мне сказал также, — телеграфировал Бенкендорф в Петербург 25 июля, — что он с полной ясностью установил, что Англия в этом случае (нападение Австрии на Сербию и объявление мобилизации в России. — В. М.) сохранит за собой полную свободу действий». В личном письме Сазонову в тот же день посол высказался более оптимистически: «Хотя я не могу представить вам никакого формального заверения в военном сотрудничестве Англии, я не наблюдал ни одного симптома ни со стороны Грея, ни со стороны короля, ни со стороны кого-либо из лиц, пользующихся влиянием, указывающего на то, что Англия серьёзно считается с возможностью остаться нейтральной».

24 июля Грей объяснил Лихновскому, что в австросербский спор Англия вмешиваться не желает и не берётся судить, кто прав, но австро-русский спор касается всех, поскольку чреват войной. Посол просил оказать «умиротворяющее воздействие» на Петербург. Как отметил Фей, министр «не склонен был исполнить желание Лихновского и оказать давление на Россию, так как знал, что это вызовет недовольство как у России, так и у Франции. Вместе с тем он не хотел исполнить желание России и оказать давление на Австрию, опасаясь, что это в одинаковой мере вызовет недовольство в Вене ив Берлине. Поэтому Грей выбрал более осторожный средний путь». 25 июля он изложил Бенкендорфу такой план: «в случае мобилизации Австрии и России, Германия, Франция, Италия и Англия, воздерживаясь от немедленной мобилизации, тотчас предложили бы Австрии и России свои дружеские услуги» по урегулированию конфликта. После войны министр утверждал, что Центральные державы отказались от всех его предложений, но это не совсем верно.

Через посла в Петербурге Бьюкенена Грей предложил России и Австрии «вступить в непосредственные объяснения», хотя Бенкендорф заметил, что «в настоящее время они не имеют никаких шансов на успех». Идею отверг Пуанкаре, заявивший, что такие переговоры «весьма опасны». «В каком смысле «весьма опасны»? — задал вопрос Фей и сам же ответил на него. — Во всяком случае не для мира в Европе. Но, может быть, для политики Пуанкаре, которому нужно было, чтобы Тройственное согласие стояло единым фронтом против Германии и Австрии, не шло ни на какие мирные соглашения ни с одной из них и готовилось к тому, чтобы нанести им дипломатическое поражение или навязать войну с превосходными силами союзников? В течение двух лет он всячески старался укрепить Тройственное согласие и предупреждать сепаратные соглашения кого-либо из членов Антанты с Германией или с Австрией». Переговоры, которые 25—28 июля шли в Петербурге между Сазоновым и австрийским послом Сапари, начались по инициативе германского посла и результатов не дали.