Все это быстро представилось мысли Андре Моваля, пока м-ль Ванов раздвигала занавеси у окна. Стоя рядом с молодой незнакомой дамой, он все глядел на эту пустую кровать. В комнате носился скрытый и неуловимый запах, так сказать, запах обнаженных женщин. Чьи сладострастные тела сплетались когда-то на этом ложе? Он мельком представил себе перламутровые тела во вкусе Фрагонара или Буше, пышные и игривые, с волнистой полнотой и с подвижными ямочками. Смущенный, взволнованный, раскрасневшийся, он видел, как они вытягиваются в грациозных позах. Голос м-ль Ванов прервал его мечтание:

— Не правда ли, сударыня, она прекрасна? Впрочем, она досталась мне от господина Маркорана, который купил ее у потомков знаменитой мадемуазель Брикур, получившей ее в подарок от мадемуазель Талестрис, танцовщицы, когда Брикур обставляла для нее домик в Рульском предместье. А вот посмотрите, что ее делает еще более любопытной.

М-ль Ванов в головах кровати, там, где гирлянда образовывала медальон, нажала пружину. Показавшийся овальный круг обрамлял небольшой рисунок гуашью. Он изображал двух женщин, с обнаженной грудью, с розами в волосах, которые, нежно обнявшись, приставляли одна к груди другой по аллегорической стреле. Незнакомка и Андре наклонились, чтобы лучше видеть. Их головы почти касались одна другой. Андре вдохнул тонкий запах ириса и меха. Молодая женщина выпрямилась первая. М-ль Ванов снова привела в действие пружину.

— Она очень красива, мадемуазель Ванов, но, я боюсь, немного дорога для меня.

М-ль Ванов улыбнулась. Улыбка странно освещала ее страстное и строгое лицо. Она сказала:

— Десять тысяч франков.

Незнакомка разочарованно надулась. Размахивая своей сумочкой из золотых колечек, она направилась к лестнице.

— Ну, до свиданья, мадемуазель Ванов. Не забудьте моего кресла. Я зайду на днях.

М-ль Ванов поклонилась.

— Может быть, вы мне скажете ваше имя и адрес, я тогда дам вам знать.

— Нет, в этом нет надобности. Я часто бываю в этом квартале. Прощайте, мадемуазель.

Выходя, она грациозно поклонилась Андре Мовалю. Его охватило внезапное чувство грусти. Как, он, значит, никогда больше не увидит этого ласкового и прелестного лица, этого милого носика, этого рта, этих прекрасных глаз! М-ль Ванов молча завертывала соломенную коробку. Андре заплатил, взял сверток, который ему подала продавщица, и, очутившись на улице, пустился бежать.

Добежав до набережной, он остановился, посмотрел направо, налево и топнул ногой о тротуар. Если б ему не пришлось платить за эту проклятую коробку, он мог бы догнать молодую женщину, узнать, может быть, на улице ее изящный силуэт. До самого дома перед ним шел ее образ, в то время как ему казалось, что в воздухе носится запах меха и ириса.

VIII

— Уж не знаю, право, каким обедом я угощу вас сегодня, мой бедный Гюбер; мне пришлось отказать нашей кухарке. Она готовила хорошо, но стала до того требовательной, что я вынуждена была заменить ее другой. Ну, да вы сами судите…

Это известие, которое в другое время имело бы большое значение для дядюшки Гюбера, казалось, оставило его довольно равнодушным. Г-жа Моваль заметила его рассеянный вид. Обыкновенно Гюбер Моваль охотно принимал участие в хозяйственных заботах своей невестки, но сегодня у него был вид человека, у которого много других хлопот в голове. Не отвечая ничего, он совал в карман связку газет, которые упорно вылезали оттуда.