Изменить размер шрифта - +
А во-вторых, я опять же должен раскопать эту историю с этим самым Норманом Кларком, сама смерть которого начинает вызывать какую-то эпидемию смертей вокруг себя. Я был уже почти уверен, что смерть и Дэвида Ричмонда, и Ольги Лебедевой, и, естественно, Баби Спир, все эти насильственные смерти так или иначе связаны с этим высокопоставленным американцем.

Так, значит, еще раз: Баби успела только сказать, что ниточка тайны Кларка тянется из его родного города. Значит, надо срочно лететь в Америку.

Хорошо сказать — лететь в Америку, да еще и срочно, сидя в лефортовской одиночке. Во всяком случае, история не донесла до нас ни единого факта побега отсюда. Но даже если бы это и было возможно, хорош бы я был — следователь по особо важным делам Прокуратуры России сбежал из Лефортовской тюрьмы, скрывшись от правосудия. Вот заголовочек-то для первых полос газет!

Особенно импозантно я выглядел бы в аэропорту, предъявив паспортному контролю обрывок веревки вместо выездных документов. К тому же даже этот несчастный клочок у меня изъяли.

Ну, в общем, дело мое шито гнилыми нитками. Но возможно, даже скорее всего, они и не рассчитывают всерьез меня засадить. Им просто необходимо выиграть время. Похоже, мы действительно на верном пути в этом расследовании, раз и русские и американцы прилагают столько усилий и обаяния, чтобы объяснить мне, что этим делом заниматься не надо.

Я понял, что необходимо хотя бы немного поспать, потому что завтра в любом случае будет тяжелый день. Либо мне придется отвечать на вопросы следователя, либо Меркулов вытащит меня отсюда, и надо будет работать.

Уже проваливаясь в сон, я подумал: надо скорее добраться до родного городишка Кларка, не то к моему приезду я застану там уже только покойников. Которые, как известно, умеют хорошо хранить самые тайные тайны.

 

Глава восьмая НАСЛЕДСТВО БЕРИИ

 

4 августа 1994 года

Я заблудился в лабиринте. Похоже, что этот лабиринт находился под землей. На меня как бы давила огромная и тяжелая масса земли. Дышать было тяжело.

Сквозь сумеречный свет, непонятно откуда идущий, я увидел, как что-то темное и крылатое летело мне прямо в лицо... Я едва успел увернуться от омерзительной летучей мыши, своими большими круглыми глазами она мгновенно глянула в глубину моих глаз. Пронзительный холод сковывал меня. Это самое страшное сочетание для человеческого организма — духота и холод одновременно.

Вдалеке показалась еще одна мышь, за ней еще и еще одна... Я едва успевал уворачиваться, но теплее не становилось. Мыши били меня по лицу крыльями, но боли я не чувствовал. Наверное, от холода.

Я понял, что если не хочу замерзнуть окончательно, то должен немедленно продвигаться туда, вперед, к источнику света. Ноги не слушались меня, каждый шаг давался с чудовищным трудом, будто бы я шел по глубокому сыпучему песку.

Вдруг я увидел бредущих мне навстречу двух женщин. Они шли, взявшись за руки. Мне очень не хотелось встречаться с ними, но путь был один. И разминуться было невозможно.

Это были Марина и Люба. Подойдя ближе и заметив меня, они тотчас же растворились в пространстве. Я не удивился этому — я был рад.

Свет становился все ярче, но все же не напоминал солнечный, лунный, белый и бесстрастный. Наконец возникли звуки. Я слышал шуршание песка (все-таки шел я, оказывается, именно по песку), тонкий свист, отдаленно напоминающий плач ребенка. В конце концов раздался металлический скрежет, будто ветер раскачивал отставший от крыши железный лист...

Я проснулся.

В открытых дверях камеры стоял прапорщик-надзиратель, а за ним капитан. Прапорщик позвякивал ключами.

—        Турецкий, на выход! — сказал прапорщик.

Капитан с улыбкой, как бы извиняющейся, вежливо кивнул мне:

—        Вас сейчас освободят.

Быстрый переход