В дверь Ольгиной квартиры мы практически вломились с участковым и двумя понятыми, пожилыми дворничихами из ЖЭКа. Пока я безнадежно долго жал кнопку звонка, Ломанов привел их во главе с молодым, разбитным и чуть пьяненьким слесарем. Слесарь долго возился с замком: какая-то самая последняя операция у него все не получалась. Тогда я отодвинул его в сторону и не очень сильно налег плечом на дверь.

Ольга лежала в коридоре, буквально в шаге от двери. Сразу было понятно, что она мертва. Дворничихи заголосили, слесарь моментально протрезвел. Участковый, капитан Сидоренко, по-бабьи охнул. Я отправил его вызывать следственную бригаду с Чертановской, из местного отделения, а Ломанова — звонить прокурору-криминалисту Моисееву. В этом деле его безошибочные действия были необходимы.

Я встал в дверном проеме, рядом со мной стояли перепуганные понятые, изо всех квартир потихоньку выглядывали соседи. Чтобы не терять времени, я сразу начал их опрашивать.

—        ...Все утро была дома. За молоком только выходила. Молоко-то как подорожало, так все равно не везде купишь. Там, в молочной, только сметана была, я — в универсам. Пусто. Ну, в смысле молока там не было. А эти коробочки говенные я и в гроб с собой не возьму. Только на той стороне смогла купить... Машины? Так их тут тыща стоит, поди разбери, кто свой, кто чужой... А так ничего не слышала...

—        ...Мы с мужем обычно рано встаем. Мы ведь с ним в Лужниках торгуем. Но сегодня решили не поехать. Вы только ничего не подумайте. Кто ж знал, что такое может случиться? Его просто радикулит схватил. Тяжести-то больше ему приходится таскать. У нас сумки-то знаете какие? Слона спрятать можно. Мы тоже в однокомнатной живем, как раз под ее квартирой. Она ничего была, тихая. Музыку только громко включала, особенно по вечерам. Поздно по вечерам. Стены-то сами знаете... Что слышали? Да вроде кто-то ходил. Даже громко ходил, из угла вроде как в угол. Что-то падало... Ну я на кухне была, суп варила, вот муж, может, лучше слышал...

Довольно молодой мужик в спортивных штанах с обвислыми коленками и неестественно прямой спиной был более точен:

—        К ней кто-то приходил. Это было около девяти, чуть раньше. Сразу потом новости по радио передавали, я потому и запомнил. Нет, криков не было. Шуршали, как мыши. Но вот шаги были. Ее-то саму мы не слышим почти. У нее, наверное, тапочки мягкие. А тут ходили явно в ботинках: тук-тук, тук-тук. Быстро человек ходил. Туда-сюда. Туда-сюда. Потом вроде бы телефон звонил. Потом я задремал. Устаешь на этом рынке как собака, и деньги никакие не нужны.

Я прикинул время. Конечно, до осмотра трупа судмедэкспертом о времени убийства говорить рано, но все детали и мой опыт подсказывали, что убийство произошло всего несколько часов назад. Остальные «свидетели» толком ничего сказать не смогли, а ближайшая соседка оказалась совершенно глухой. Очевидно, мне придется основной опрос оставить на вечер, когда жильцы вернутся с работы. Похоже, что все произошло сразу после девяти, когда люди обычно выходят из дома. Наверняка кто-нибудь что-нибудь да видел.

Вскоре Ольгина квартира была похожа на тихо шуршащий улей.

Я сидел в кресле и тупо смотрел в окно, за которым кружила стая крикливых галок. Судмедэксперт Клавдия Сергеевна Синицына будничным голосом подтвердила мои подозрения — смерть наступила не более четырех часов назад, где-то между восемью тридцатью и девятью тридцатью, от проникающего ранения спины в области сердца. Характер раны свидетельствует, что смертельное ранение было нанесено колюще-режущим орудием, брошенным с большого расстояния. Более точно обо всем можно будет говорить только после вскрытия.

Семен Семенович Моисеев обнаружил свежий отпечаток пальца, не принадлежащий убитой, на одной из кнопок телефона.