— Просто персонаж. Я его выдумал.

— Кажется, он очень много для вас значил.

— Ну что вы, нет. Это просто стихи.

— Да? Похоже, вы так не думали, когда писали о нем. По-моему, большая часть ваших стихотворений посвящена этому «золотому мальчику» и его гибели в бою. Вы возвращаетесь к этой теме снова и снова. Мне кажется, если читать между строк, то получается, что вся ненависть к этой войне, заключенная в ваших стихах, происходит из гнева и скорби, которые вы чувствуете в связи с потерей товарища, этого «золотого мальчика», чья… — сестра Муррей заглянула в листки, — «Кровь бесценная текла, / Смывая грязь с мундира».

— Я ничего не знаю об этом «золотом мальчике», — пробормотал Стэмфорд. — Он — это просто метафора.

— Метафора? Метафора чего?

— Ну… всех нас… Это просто стихи.

Затем заговорил Кингсли:

— Да, и кстати, для ясности, это ведь стихи виконта Аберкромби, не так ли?

Стэмфорд не ответил, лишь исступленно вертел в потных руках свой портсигар.

— Вы украли их у него, да? — настаивал Кингсли.

Этих слов Стэмфорд снести не мог.

— Нет! — заявил он, метнув на Кингсли гневный взгляд. — Они мои!

— Вы их написали?

— Он… дал их мне.

— Дал их вам, чтобы вы выдали их за свои собственные?

Стэмфорд повернулся к сестре Муррей и начал кричать:

— Они мои! Верните их мне!

Вдруг он рванул вперед к Китти и попытался выхватить хоть несколько страниц.

— Спокойно! — воскликнула она, отталкивая его. — Это не шуточки, лейтенант!

Стэмфорд запаниковал. Он бросился к двери и через секунду, навалившись на нее здоровым плечом, выскочил наружу. Кингсли еще на концерте заметил, насколько проворен этот молодой человек: несмотря на раненую руку, Стэмфорд выбежал прежде, чем Кингсли успел встать.

— Стойте, чертов мальчишка! — крикнул Кингсли, но Стэмфорд уже пробежал через лужайку, прорвался сквозь группу вымокших пациентов, которые вяло играли в футбол, и рванул к лесу. Кингсли пытался его догнать, но Стэмфорду было всего девятнадцать, и он был в отличной физической форме. К тому же страх придал ему скорости.

— Остановите его! — кричал Кингсли футболистам, но те либо сочли его сумасшедшим, либо не хотели подчиняться требованию начальства, во всяком случае, погоню за Стэмфордом они восприняли так же безучастно, как и погоню за мячом.

На краю леса перепуганный лейтенант остановился и рухнул на колени.

Когда Кингсли нагнал его, юноша уже лежал в высокой мокрой траве и рыдал.

— Он сказал, что они ему не нужны, — проговорил Стэмфорд сквозь слезы.

— Поэтому вы забрали их у него?

— Он отдал их мне. Он велел мне сжечь их.

Кингсли, который до этой пробежки не осознавал, насколько вымотано и измучено его тело, рухнул на траву рядом с плачущим юношей.

— Но вы не сделали этого?

— Я не мог. Они такие красивые, такие особенные.

— И к тому же вы уже решили переписать их своей рукой и присвоить себе чужую славу.

Стэмфорд поднял на Кингсли глаза, по его щекам катились слезы, смешиваясь с дождем и потом.

— Это прекрасные стихи. Мир должен увидеть их!

— Под вашим именем?

Молодой человек понурил голову:

— Я не мог устоять. После того как он погиб, я подумал: а почему нет? Ему уже все равно, он от них отказался, а я, возможно, тоже стал бы известным… И вообще… Я хотел его наказать.

— Наказать погибшего? За что?

Стэмфорд долго молчал, прежде чем ответить:

— За то, что он не любил меня так, как любил этого чертового «золотого мальчика».