Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его «датсан» не привлек внимание патрульных машин.
Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.
– А кто-нибудь у вас был? Полиция?
Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.
– Я ищу Феликса Габо.
В ее взгляде мелькнуло удивление.
– Ему тоже не нужна газета.
Флетч переступил порог.
– Мне надо с ним поговорить.
В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.
Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.
Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.
Флетч присел на краешек матраца.
– Что вы делали, выйдя из тюрьмы?
– Купил это кресло. – Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. – Купил этот матрац. – Взгляд упал на матрац. – Купил пива. – В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. – Теперь меня насыщает только пиво. – Над воротником рубашки нависали складки жира. – У меня все нормально. Первая неделя на воле.
– Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.
– Да. Но она страдала, – Феликс указал бутылкой на другую комнату. – Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? – Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. – И вы называете это законом? – Флетч воздержался от комментариев. – Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?
– А вы сделали что-то плохое?
На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.
– Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?
– Больной.
– Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?
– На суде вы не просили признать вас невменяемым.
– На суде я не произнес ни слова! – Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. – Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? – Флетч покачал головой. – Он цепенеет. Потрясен тем, что такое могло случиться с ним. Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном им. Все эти люди говорят, говорят, говорят о нем и о том, что он сделал. |