– Что значит – «как бы мужской»? – оскорбился Горохов. – Обидеть норовишь, Александра Ферапонтовна!

– Васильевна, – поправила я. – Горохов, представь, что перед тобой каждый день курсирует одна и та же девушка…

– Красивая?

– Красивая. Как я.

– Тогда и правда красивая. Пусть курсирует.

– Да не перебивай ты! Это важно. Что ей надо сделать, чтобы ты ее заметил?

– Так если красивая, я ее и так уже заметил.

– Не просто заметил, а ЗАМЕТИЛ. Понимаешь? – загорячилась я. – Как бы заново увидел и подумал – неужели это она? Где были мои глаза? Ну, чтобы шок испытал. Ясно тебе?

– Шок? – задумался Горохов. – Ну, если все так серьезно… Тогда ей придется побрить голову и прийти лысой.

Я рассердилась на Горохова, но позже подумала – а ведь это идея! Не бриться, конечно, но постричься мне нужно! Русые косы до пояса надоели. Мытье головы и расчесывание по утрам превращалось в целую эпопею. Да и отражение в зеркале стало напрягать в последнее время. Не студентка из двадцать первого века, а прямо Рапунцель! Сижу вся такая в башне и ловлю на косу скачущего мимо принца (ключевое слово – «мимо»). Я давно подумывала про стрижку, и вот появился повод – спасибо Горохову! Институт, новая жизнь, новый облик.

Когда я неслась к троллейбусной остановке, чтобы после занятий успеть в парикмахерскую, сзади раздался истошный автомобильный сигнал. Машинально оглянувшись, я простонала:

– О не-ет…

Только этого не хватало! Серебристый опель! Пятикурсник Саня, который не дает мне прохода. Наглая липучка с серьгой в ухе, легкой небритостью на щеках и длинными темными волосами, собранными сзади в хвост. В сентябре на балу первокурсников он пригласил меня танцевать, а потом довез до дома, напросился на чай и даже познакомился с мамой. Она после этого нервно заметила, что парень напоминает ей моего отца в молодости. И это был не комплимент. Но я заверила маму, что мое знакомство с энергичным «серебристым мальчиком» закончилось. И вообще, мне нужно учиться, а не думать о всяких глупостях. Мамуля вздохнула с облегчением: ей и меня с лихвой хватало, потому что я – копия своего отца и внешностью, и характером.

– Чего надо? – спросила я.

– Садись, Алька, – предложил пятикурсник, опустив стекло. – Подвезу.

– Я Саша! – завопила я. – Запиши на обоях – Са-ша! Алькой можешь звать свою собаку.

– У меня нет собаки. И я не виноват, что мы тезки. Неудобно друг друга Сашами звать. Поехали.

Он открыл пассажирскую дверь.

– На троллейбусе дешевле и безопаснее… Шурик! – мстительно заявила я, обошла открытую дверь и гордо направилась к остановке.

– Чем они тебе не угодили, деточка?

– Я не деточка. Мне уже замуж можно выходить. Стригите.

– Да уж, – вздохнула она, вспомнив о чем-то своем. – Все вы замуж рветесь раньше, чем мозги созреют. Не жалко тебе шевелюру-то? Обратно ведь не приставишь.

– Мне не надо обратно, я все решила. Режьте сейчас же, – нетерпеливо притопнула я.

– Не могу, – вздохнула парикмахерша, – рука не поднимается. Пусть лучше Люба.

Пришла апатичная Люба со взглядом перекормленной коровы и безразлично спросила:

– Продавать будете? Знаю, кто купит.