Надо заметить, что все эти явления имелись в жизни и раньше, и ночь первомайских мальчиков проявила их во всей своей красоте, увеличив, как в магическом микроскопе, во много раз. То, что было всегда скрытым, теперь вдруг обнажилось, стало очевидным и, благодаря возможности списать все недостатки человеческого организма на какие-то потусторонние или другие неизвестные силы, оказалось предметом всеобщего обсуждения. Люди перестали стыдиться несдержанности своих сокровенных желаний, которые до сих пор успешно прятали в тайниках души.

Заседание Государственной Думы проходило шумно. Председатель, или как теперь говорят на иностранный манер, спикер, выглядел совершенно измождённым. Многое он повидал за время своего восседания в этом кресле. Горячими споры бывали и прежде. Настолько они горячились эти дискуссии, что делегаты вцеплялись в волосы друг друга, били кулаками, плескали воду в лица, вскакивали с мест, крича и ругаясь нецензурными словами, демонстративно покидали зал. Разве что ни разу пока не шли на штурм президиума с целью совершения переворота, как это произошло однажды в Грузии и почти так же на Украине. Этого как раз председатель боялся больше всего. Ругайтесь себе, — думал он, — между собой там в зале, но не лезьте на власть. Понапридумывали всякие западные штучки. Это у них в парламентах демократичные споры до кулачных боёв доходят. Вот и у нас появились. А зачем вообще это слово «парламент» ввели? Никогда на Руси его не было. Совет, дума — это наше, родное. Были ещё народные сходы. Там решались многие важные для народа вопросы. Или опять же ввели слово «мэр». На кой чёрт? — в сердцах выругался про себя председатель. — Решили возвращаться к старому, ладно. Было слово «градоначальник». Понятное русское слово — начальник города. Были и городовые. Тоже понятно — занимающиеся наведением порядка в городе. Так нет же, пришло кому-то в голову ввести иностранные должности: мэр, префект, премьер.

Председатель отвлекался мыслями от событий в зале, позволяя голове хоть немного отдохнуть. Это происходило помимо его воли. Думая о чём-то другом, а не о том, что произносилось в это время через микрофон, часть мозга как бы расслаблялась, но другая часть автоматически продолжала регистрировать всё звучащее вокруг, чтобы успеть среагировать на выступающего и вежливо вмешаться:

— Прошу придерживаться парламентских выражений, а то вынужден буду отключить микрофон.

Речь стоящего на трибуне на мгновение замерла, споткнувшись о замечание свыше, и продолжалась:

— Поймите, господа, вы предлагаете взять всех первомайских мальчиков на государственное обеспечение. Гуманная идея, но где взять столько денег? У государства штаны да дыры в карманах.

— Ещё раз предупреждаю вас, Леонид Васильевич, — взорвался председатель. — Говорите о государстве уважительнее, а то отключу микрофон.

— Я говорю о дырах в том смысле, что крадут и тут же валюту переправляют за границу. Смешно говорить, всё наше золото, весь резерв находится в Америке. Откуда же у нас будут деньги? Мы что, должны с протянутой ладошкой обращаться к дяде Сэму, мать…

Выступающий продолжал что-то говорить, но в динамиках это уже не разносилось — председатель выключил микрофон трибуны и сказал почти ровным голосом, в котором прослушивались нотки гнева:

— Я предупреждал вас. Мы не в бирюльки здесь играем. Это парламент. Садитесь. Слово предоставляется министру внутренних дел. Пусть он нам доложит, какова сейчас ситуация.

Говорилов вышел к трибуне.

— Я много говорить не буду. Сообщаю, что ситуация под контролем. Выявлены все места распространения эффекта первомайской ночи. Как вы знаете из печати и других средств массовой информации, речь должна вестись не только о ночи, но и о дне второго мая, который упоминается всеми пострадавшими за пределами Москвы.