Сыпя проклятиями, Хосе Мария за ноги стащил ее обратно в окоп.

– Ради Бога, не высовывайся!

В быстрой последовательности раздались взрывы гранат. Сверху на них посыпалась земля, и сквозь звон в ушах Мерседес услышала чьи-то крики.

Лежа в укрытии, она обалдело спрашивала себя, удалось ли ей кого-нибудь убить.

Новые взрывы гранат зелеными и красными вспышками разорвали темноту ночи. Мерседес ждала, что в любую секунду на бруствере появятся ощетинившиеся штыками неприятельские солдаты. Она изо всех сил сжала рукоятку пистолета, моля Бога, чтобы не подвели патроны.

Затем сломя голову примчался Мануель и, схватив Хосе Марию за руку, рывком поднял его на ноги.

– Давай, вылезай отсюда! Всем приготовиться! На нашей стороне численное превосходство. Надо контратаковать! Шевелитесь же, черт вас побери!

Мужчины полезли через заграждение, и вскоре их грубые, нечленораздельные крики растаяли с другой стороны сложенных в штабель мешков с песком. Перестрелка усилилась.

Теперь в окопе остались только женщины. Мерседес услышала, как у нее за спиной кто-то из них протяжно завыл. Она молила Бога, чтобы, если ей суждено погибнуть, Он даровал ей быструю смерть. Без увечий. Без душераздирающих визгов и нечеловеческих мучений, которые она видела вчера.

Минут через десять стрельба начала носить спорадический характер, а затем почти совсем стихла. Только время от времени раздавались одиночные выстрелы, взрывы гранат прекратились вовсе. Где-то рядом слышался топот чьих-то бегущих ног, да кто-то звал санитаров.

– Что случилось? – нарушил тишину женский голос.

Вдруг кто-то вскарабкался на бруствер и, перевалившись через него, отдуваясь, скатился в окоп. Женщины в страхе завизжали, но через мгновение узнали Мануеля.

Он так и светился от радости.

– Отбили-таки сволочей! Неплохо для первого раза!

Все сразу оживились.

– А где Хосе Мария? – спросила Мерседес, хватая Мануеля за рукав.

– Там. – Голос его переменился.

У нее екнуло сердце.

– Он ранен?

– Да.

– Тяжело?

– Не знаю.

– Я хочу его видеть!

Лицо Мануеля вдруг стало каким-то несчастным.

– Что ж, пойдем.

Мерседес вскочила и бросилась вслед за лейтенантом.

– Из наших пострадал только он один, – обернувшись на ходу, сказал тот. – Бедный малый.

Из-за гор уже поднималось солнце, его холодные косые лучи отбрасывали на землю длинные тени. Хосе Мария, слабо постанывая, лежал на боку в грязи в нескольких ярдах от заграждения. Его руки были сложены возле губ, словно он читал молитву. Мерседес беспомощно опустилась рядом с ним на колени.

– Где у тебя болит? – спросила она.

Не в силах говорить, Хосе Мария только покачал головой. Казалось, он не мог пошевелиться. Мануель перекатил его на спину. Форма на животе Хосе Марии потемнела и была мокрой. От раны исходил резкий запах экскрементов. С гримасой отвращения на лице Мануель взглянул на Мерседес.

– О Господи! – пробормотала она. – Все будет хорошо, любимый. Все будет хорошо.

Она попыталась расстегнуть стягивающие его тело кожаные ремни. Мануель остановил ее. Мерседес взяла в руки голову Хосе Марии и поцеловала его. Лицо раненого было холодным и липким. Она старалась не плакать, но слезы сами собой катились из ее глаз.

Хосе Мария молчал. Поднимающееся солнце заливало его золотистым светом. Через несколько минут прибыли санитары. Когда они положили его на носилки, он начал стонать, его голова металась из стороны в сторону.