Она начала болтать со своими подружками, и постепенно настроение у нее заметно улучшилось. В конце концов, она на празднике и ей всего
тринадцать.
В какой-то момент Папа Александр объявил, что обед будет подан в его личных покоях, где молодые получат приготовленные им подарки. Прежде
чем покинуть Большой Зал, он приказал слугам швырять оставшиеся сладости с балкона в толпу горожан, собравшуюся на площади, чтобы и они смогли
разделить праздник с приглашенными на торжество.
***
Далеко за полночь Лукреция получила возможность поговорить с отцом. В одиночестве он сидел за столом, большинство гостей разошлись, только
ее братья и несколько кардиналов остались в приемной.
Лукреция с опаской приблизилась к Папе, не хотела отрывать его от важных мыслей, но дело не терпело отлагательства. Опустилась на колени,
склонила голову, ожидая разрешения заговорить.
Папа Александр улыбнулся, подбодрил ее.
- Смелее, дитя мое. Скажи папе, что у тебя на душе.
Лукреция подняла голову. Глаза блестели, но личико заметно побледнело от усталости: день выдался долгим.
- Папа, - едва слышно прошептала она, - Папа, Должна я ложиться с Джованни в одну постель в эту самую ночь? Так уж необходимо, чтобы ты
столь скоро засвидетельствовал вступление в силу брачного контракта?
Папа посмотрел в потолок. Он тоже думал об этой постели, гораздо больше, чем хотелось бы.
- Если не сейчас, то когда? - спросил он дочь.
- Через день-другой.
- С неприятными делами лучше всего покончить как можно быстрее, - улыбнулся он Лукреции. - И тогда ты будешь спокойно жить без этого меча
над головой.
Лукреция тяжело вздохнула.
- Мой брат Чезаре должен при этом присутствовать?
Папа Александр нахмурился.
- Необходимости в этом нет. Если там буду я. Вообще для признания брачного контракта действующим необходимы трое любых свидетелей.
Лукреция кивнула.
- Я бы предпочла, чтобы его там не было, - в голосе звучала решительность.
- Если есть на то твое желание, так тому и быть, - ответил Папа Александр.
И Джованни, и Лукреция с неохотой вошли в опочивальню: он - потому что по-прежнему грустил по первой, умершей жене, она - потому что
смущалась посторонних глаз и не хотела, чтобы к ней прикасался кто-либо, помимо Чезаре. Впрочем, она сильно напилась и уже мало что соображала.
Выйдя в приемную и увидев, что Чезаре там нет, Лукреция одну за другой осушила три чаши вина, чтобы придать себе мужества и сделать то, что от
нее требовалось.
В опочивальне она и Джованни разделись с помощью слуг и скользнули под белые атласные простыни, стараясь не коснуться друг друга до
прибытия свидетелей.
Вошел Папа, сел на обитое бархатом кресло, уставился в большой гобелен с вытканным на нем сюжетом Крестового похода, начал молиться,
перебирая в руке четки. Второе кресло занял кардинал Асканьо Сфорца, третье - брат Джулии, кардинал Фарнезе, которого с тех пор, как Александр
возвел его в сан, звали не иначе как "юбочный кардинал".
Джованни Сфорца ни слова не сказал Лукреции, просто наклонился к ней, схватил за плечо, потянул на себя. |