В облике Каэрида Лока, хрупкого мужчины с внимательным усталым взглядом, легко угадывались характерные эльфийские черты: брови его резко изгибались вверх, уши имели заостренную форму, а лицо было таким узким, что казалось изможденным. Как и другие, он был одет в серую форму, только эмблема на груди изображала факел, зажатый в кулаке, а на плечах виднелись две пурпурные полосы. Коротко подстриженные волосы и бороду заметно посеребрила седина. Эльф принадлежал к тем немногим, кто сохранил добрые отношения с Бреманом, когда того изгнали из Великого Круга. Уже более пятнадцати лет служил он капитаном гвардии, охранявшей Круг: Эльфийский Охотник, как никто другой, подходил для такой работы. Друиды безоговорочно доверяли ему, и у Бремана затеплилась надежда, что они прислушаются к мнению Лока.

— Рад тебя видеть, Каэрид, — сказал друид, пожимая протянутую руку. — Как живешь?

— Не хуже других. А ты постарел с тех пор, как ушел от нас. Все лицо в морщинах.

— Ты тоже не молодеешь, как я погляжу.

— Пожалуй. Все странствуешь по свету?

— Да, с моим добрым другом Кинсоном Равенлоком, — представил Бреман своего спутника.

Эльф пожал жителю приграничья руку, но уже не так крепко, как Бреману, и ничего не сказал. Кинсон ответил таким же равнодушным рукопожатием.

— Мне нужна твоя помощь, Каэрид, — продолжил Бреман, вновь принимая серьезный вид. — Я должен поговорить с Атабаской и другими членами Великого Круга.

Атабаска, нынешний предводитель друидов, отличался редкой твердолобостью и никогда не испытывал к Бреману симпатии. В те времена, когда Бремана изгнали, он уже входил в состав Круга, хотя еще не был предводителем. Этого поста он добился позднее благодаря интригам и козням, которые так не любил Бреман. Но как бы там ни было, теперь он главенствовал, и начинать следовало с беседы с ним.

Каэрид Лок печально усмехнулся:

— Попроси о чем-нибудь попроще. Ты ведь знаешь, что Паранор и Великий Круг закрыты для тебя. Тебя запрещено пускать на порог, не говоря уж о встрече с предводителем друидов.

— И все же я смогу сделать это, если он распорядится, — возразил Бреман.

Эльф кивнул. Его глаза сузились.

— Понимаю. Ты хочешь, чтобы я попросил за тебя. Бреман утвердительно покачал головой. Доброжелательная улыбка исчезла с лица Каэрида.

— Он не любит тебя, — спокойно заметил он. — И за время твоего отсутствия ничего не изменилось.

— Ему и не надо меня любить, пусть только поговорит со мной. То, что я собираюсь сообщить ему, важнее личных симпатий и антипатий. Я буду краток и, как только он выслушает меня, снова уйду своей дорогой. — Он помолчал. — Не думаю, что прошу слишком много, как ты считаешь?

Каэрид тряхнул головой.

— Ты прав. — Он взглянул на Кинсона. — Я сделаю все, что смогу.

Капитан снова скрылся внутри башни, оставив старика и жителя приграничья ожидать у крепостных ворот. С минуту Бреман мрачно смотрел на преградивших путь стражников, потом перевел взгляд на. солнце. Становилось жарко. Он взглянул на Кинсона и, отойдя в тень у стены, уселся на камень. Кинсон последовал за ним, но садиться не стал. В его темных глазах проглядывало беспокойство. Ему хотелось поскорее покончить с этим делом и уйти подальше отсюда. Бреман улыбнулся про себя. Как это похоже на его товарища, для которого уход — излюбленный способ решения всех проблем. Кинсон всю жизнь так и поступал. Только после того, как они познакомились, он начал понимать, что невозможно добиться решения, отворачиваясь от проблемы. Конечно, Кинсон очень изменился с тех пор, стал более стоек, однако Бреман знал, что старые привычки умирают медленно и при столкновении с неприятностями и сложностями у Кинсона всегда возникает желание уйти прочь.