|
Больше ничего нет и не может быть. Информацию о предметах, местах, желаниях и событиях его тело передает сородичам при помощи ряда сигналов. Каждый телесный сигнал уникален, его невозможно ни заменить, ни отменить, ни тем более подменить. Физически невозможно… Амиго знает, что вместо телесных сигналов человек использует слова. Тогда каждое слово, в его представлении, должно соответствовать какому-либо предмету, событию или желанию. С огромным трудом он усвоил, что бывают, например, еще и оценки — «плохой», «хороший».
— Хороший дельфин — дельфин, который прыгает высоко, — зубрил он. — Плохой дельфин — дельфин, который прыгает низко. Хороший человек — человек, который дает дельфину рыбу и улыбается дельфину. Плохой человек — человек, который не дает дельфину рыбу и громко кричит на дельфина…
Он еле смирился с тем, что бывают еще и просто слова — абстракции, фантомы, пустые сигналы. Но ложь, фальшивые сигналы — этого он просто не может понять. Не может понять, как одни слова заменить на другие: — Есть предмет — и его слово. Другое слово — чужое, не его… Я пыталась объяснить ему принцип: — Например, увидел в море рыбу. Ты съел ее. А своей стае потом подал сигнал, что в море ты видел только камни. — Я назову рыбу камнем? — Нет. Ты притворишься, что рыбы вообще не было. — Я назову рыбу отсутствием рыбы? — Нет. Ты вообще не назовешь рыбу. И не скажешь, что ее съел. Ты соврешь. — Нет. Я всегда называю рыбу. Рыба — предмет. Когда встречаю рыбу, мое тело подает сигнал об этом предмете — и где я его встретил. Значит, я называю предмет и место. Когда ем рыбу — тело подает сигнал об этом действии. Значит, я называю действие. Другие афалины идут ко мне — они тоже хотят есть рыбу. И вот они едят рыбу. Мы все едим рыбу. Тогда зачем я говорю, что это не рыба, а камень? Зачем говорю, что это не рыба, а отсутствие рыбы?..
Амиго — мой лучший друг. Он не врет никогда. Каждый раз я говорю с ним до тех пор, пока в баллоне не кончится кислород. Я говорю с ним каждый раз по двадцать минут, но там, внутри его цветной пустоты, наше время течет иначе — иногда кажется, что кислород из баллона исчезает мгновенно, иногда мы беседуем по много часов…
— …Теперь другой дрессировщик. Плохой дрессировщик. Делает круглый огонь. Кричит на дельфина. Говорит другие слова. — Другие? — Другие. — Например? — Шпринг. Фанг. Шнель. Чужие слова. — Странно… Я попробую поговорить с ним, Амиго. — Не надо. Плохой. Будет называть одно другим. Сделает тебе больно. — Но я все же попробую… — Спасибо. Это просто такое слово… Скажи ему, я не хочу играть в круглый огонь. Когда я вижу круглый огонь, хочу бояться. Хочу уплыть на другую сторону дна.
При всей конкретности его мироздания, там есть элементы, которые ей не понятны. Амиго несколько раз говорил про «другую сторону дна». Когда она спрашивает, что это такое, он отвечает ей: «место». Когда она спрашивает, где это место, он говорит: «на другой стороне». Он удивляется, что она не понимает, о чем он. Он спрашивает: «У вас разве нету другой стороны?»
3
Клаус Йегер, президент компании «Риттер Ягд», депутат баварского парламента, господин на вид лет шестидесяти, с идеально прямой спиной, волосами цвета ржавчины и глазами цвета монеты в пятьдесят евроцентов, — этот господин чуть спрыснул лимонным соком запеченную на гриле перепелку. |
