Бывшее совместное прошлое, работа в аэропорту, небольшом, но живом и бодром, накатило сейчас на обоих. И нынешние балансы и отчеты, донки и банки с брагой хотя как-то могли оправдаться обстоятельствами, но жизнью не были. А мысль, что так сейчас живет большая часть когда-то веселой и доверчивой страны, мгновенно пришла в головы обоих, но не могла пока посетить сестер Болотниковых, не знавших иной жизни, чем эта. Но интуитивно она и их не устраивала.

Из книжки про монастыри выпали буклеты, из них — бумажные иконки.

— Ты иконами не сори.

— А ты не разбрасывай. Ты где был-то?

— В монастыре.

— В каком?

— В Пантелеймоновом.

— Работал что ли?

— Ага. Лук полол.

— И что?

— Да ничего. Причащалась давно?

— А ты?

— А я недавно. И еще буду.

— Еще что будет?

— Донки пойду ставить. Спиннинг вот обновлю… А ты иди. Дебет с кредитом своди.

Через час, когда он сидел на берегу и пил пиво из банки, глядя куда-то сквозь сосны, к нему пришла Арина и присела рядом. Ничего не сказала. Посидели еще с час, костерок запалили.

— Обещал приехать.

— Когда?

— Скоро.

— Пап, а он кто?

— Говорит что… ну, не простой человек.

— Не бандит?

— А тебе охота в бандитки? К сладкому общаку?

— Не…

— Ты че, рожать-то надумала?

— Врач сказал, нельзя избавляться. Потом ничего не будет.

— Так не избавляйся. Он тебя где нашел-то?

— На природе.

— Где?

— На трассе.

— Так…

— Ну, все. Проехали. Он из КГБ какого?

— Вроде этого. Разведка.

— Ни хрена себе…

— Про хрен тебе лучше знать…

Встала, обиделась, села в лодку, оттолкнулась, заякорилась в заливчике, легла на спину, в небо смотрит.

Саша на песок лег, тоже в облака уставился. С тех пор, как он на озеро, так и Арина с ним. Он чего по дому делает и она помогает. Как будто сын. То есть к лучшему все покатило. Курить стала меньше, почти бросила, изредка пива у Саши отхлебнет из банки и все. Пиво, оно беременным, говорят, даже полезно. Если понемногу и не часто.

Так прошел месяц — и снова вялотекущее течение жизни стало засасывать Сашу. Он стал уже как-то забывать происходившее с ним совсем недавно. Театр иллюзий. Монахи на пароме, утренний свет в проеме окна и игра бликов на витраже. Било и византийское время. Реликварий. Ночь в Метаморфозе. Когда румын и Викеша в стасидиях бубнят, а Пес храпит под поролонкой и тепло.

«Прости, Господи!»

И с тех пор сны стали сниться. Только про них лучше не говорить никому.

… Мужик этот подошел неслышно. Ни шороха, ни дуновения.

Подошел и присел на корточках. Лет так пятидесяти, еще подтянутый, слегка округлый. На правой руке, прямо на кулаке — шрам. Будто бы саблей рубанули, а потом заросло. Больше видимых особых примет не замечается. Слева сумку поставил, небольшую дорожную сумку на ремне.

— Не клюет сегодня?

— У меня всегда клюет.

— Охотно верю.

— А вы кто, собственно?

— Доброжелатель.

— А я долгожитель.

— И долго?

— Что долго?

— Прожили?

— Пока нет. Но собираюсь.

— А в лодке кто?

— А вам какое дело?

— Меня человек один послал к вам.