— Вы повернуты на собаках, — сказал Де Франко.

— До некоторой степени, да.

— Хо-хо.

Как сказал мне потом Кевин, его двоюродный брат охал не с рождения, а приобрел эту привычку, каждое Рождество исполняя роль Сайта Клауса для древнего Ордена ирландцев. Кевин говорит, что в их семье этого уже никто не замечает с тех самых пор, как они отучили Кевина прикладывать палец к носу. Правда, может быть, Кевин все это выдумал.

Рауди натягивал поводок и тихонько поскуливал, чуя запах американского сыра, болонской копченой колбасы и поджаренных на оливковом масле тостов, долетавший с длинного стола в противоположном конце комнаты. Мы сидели за белым столиком, с которого скатерть и серебряные столовые приборы были убраны за ненадобностью. Полиция реквизировала гостевые комнаты, где, как предполагалось, организаторы и работники собачьей выставки будут съедать свой бесплатный ленч. Де Франко воспользовался меню, предназначенным для секретарей выставки. Судьи получают на выбор ростбиф, рулет из омаров или холодные котлеты.

Он взял в руку вилку и принялся постукивать ею по краешку стола.

— Я слышал, вашего отца называют волчатником, — сказал он. Тук. Тук.

Как сразу заметил бы любой социально ориентированный обитатель Кембриджа, этот малый явно пытался излечиться от синдрома Санта Клауса. Всякий раз, испытывая потребность произнести «хо-хо», он делал тук-тук.

— Он выводит помеси волка с собакой, — деловитым тоном сказала я. — И разрабатывает просветительские программы о волках. Раньше он держал золотистых ретриверов.

Не существует более покладистой, нормальной и респектабельной породы, чем золотистые ретриверы, разве что английские сеттеры.

— И вы держите одного из них? — Он показал вилкой на Рауди. — Это один из его волков?

— Нет, — ответила я. — Это аляскинский маламут.

Вполне понятная ошибка. Идеал любого собачника, увлеченного скрещиванием, — дружелюбная, ласковая, хорошо поддающаяся дрессировке собака, похожая на волка. Иными словами, если, конечно, вас интересует мое мнение, выведение помесей волка — это глупая и обреченная на неудачу попытка изобрести колесо, поскольку квинтэссенция собачьего царства, великая мандала, новый смысл моей жизни, порода, перед которой представители всех других пород кажутся недособаками, — аляскинский маламут. Извините за отступление.

— Одна из помесей моего отца сейчас при нем, — сказала я. — Он будет рад вас познакомить.

— Уже познакомил. Хо.

— Ах!

— Говорит, что живет один в Мэне и с ним девятнадцать таких же. Девятнадцать волчьих собак. Правильно?

— Раз он так говорит. Похоже, что да. — У Бака была одна сука, которая через пару дней собиралась рожать, но я сочла за лучшее не упоминать о ней. — Он своего рода эксперт по волкам и собакам, — сказала я. — Особенно по волкам. Читает о них лекции. Недавно выступал в Музее науки. — Это почти так же разумно и респектабельно, как золотистый ретривер.

— Он пригласил меня в гости, — сказал Де Франко. — Сказал, что, возможно, один из них мне понравится. Сказал, что, возможно, мне понравится волк. — Тук. Тук.

Ах, Бак, если уж предлагать ему дикое животное, почему у тебя не хватило ума предложить северного оленя?

— В самом деле? Обычно он этого не делает, — сказала я. — Они далеко не идеальные кандидаты на роль любимца семьи.

Разумеется, мой отец никогда бы этого не признал, просто селекционная программа еще недостаточно совершенна, но при всем том щенков в семьи, где есть дети, он не отдавал.