|
Я никогда днем не сплю. И сон был какой-то необычный, тяжелый, как после снотворного. Как хорошо иногда бывает поесть! Не помню, обедала ли я вчера. Но что сегодня я не съела ни крошки — это точно! Кажется, я еще не совсем проснулась.
— Так что это был за тяжелый сон? — спросила Рита.
— Я просто устала.
Такие ответы никогда не устраивали ее.
— Устала? От чего?
— От сложностей. От неясностей, от нагромождения одного на другое. Знаешь, чего мне хочется?
— Знаю. Собаку, — мгновенно отреагировала Рита.
Я засмеялась. Впервые за несколько лет она ошиблась.
— На сей раз нет.
— Так чего же тебе хочется?
— Однозначности. Какой-то ясности. Чтобы любой факт имел одно и только одно объяснение.
— Но не это тревожит тебя больше всего, ведь правда?
— Я убила ее. И, мне кажется, осознанно.
— И как же ты это сделала?
Любой другой человек, не психотерапевт, тут же бросился бы убеждать меня, что я невиновна.
— Я не сказала ей о собаках. Я позволила ей думать, что она убила их. Я могла сказать ей, что с ними все в порядке, но я этого не сделала. И не сделала нарочно. То есть я, конечно, не говорила себе: «Если я не скажу, что собаки живы, то она покончит жизнь самоубийством». Но мне хотелось, чтобы она страдала. Я хотела отомстить. Она ведь и меня пыталась убить!
— Я тебе верю, — сказала Рита.
— А Кими просто вытащили с того света! Вот почему я хотела ее уничтожить. Честно говоря, я поступила гораздо хуже, чем она. Она хоть убивала, защищая близкого человека. Но я-то знала, что с Кими все в порядке. И я поступила так не из-за Донны и Элейн, а из-за собак. Я хотела отомстить. Не очень-то приятно теперь это сознавать.
— Вижу, — сказала Рита.
— Я все время шла окольными путями. И знаешь, меня осенило: я бы не медлила и не уходила от решения, если бы имела дело с мужчиной. Я бы не колебалась. Но даже осознав это, я продолжала вести себя по-прежнему.
— Понимание внутренних механизмов не меняет поведения сразу, автоматически.
— А хорошо бы, чтобы меняло! Знаешь, что все это значит? Во-первых, что я больше опасаюсь женщин, чем мужчин, а во-вторых, что я сама вполне соответствую расхожему представлению о женщинах: они никогда не идут прямым путем и не играют честно.
— Ну, знаешь, — ласково возразила Рита, — в этом мире женщине не так легко действовать прямо, а уж кому не дают идти прямым путем, тому труднее играть по-честному.
— Разговоры в пользу бедных!
— Хочешь что-нибудь выпить? Я сбегаю наверх.
— У меня остался «Бадвайзер» Кевина, или, может, выпьешь виски?
— Виски.
— С содовой?
— Нет. Просто лед.
Я высыпала кубики льда в стеклянный бокал, который выиграл Рауди в каких-то любительских соревнованиях, наполнила его виски на три четверти и протянула Рите.
— Спасибо, — сказала она.
— Знаешь что? Помнишь старые фильмы, где в конце находят убийцу и уже собираются его арестовать? И тут какой-нибудь умный английский детектив говорит ему, что у него есть один достойный выход из сложившейся ситуации. И тогда убийца уходит в свой обшитый дубовыми панелями кабинет. И зритель видит, как за ним затворяется дверь, а потом слышит выстрел. Достойный выход! Так вот: то, что произошло, было не похоже… на это.
— Можно объяснить ее поступок и по-другому. — Рита не обвиняла, просто констатировала факт.
— Как же?
— Она устала от постоянных усилий поддерживать иллюзию. |