«Наконец-то он хоть немного показывает свою силу, – горько подумал Скиталь. – Но этого недостаточно».

Несколько дней спустя гхола стоял у смертного одра отца, даже, скорее, у собственного смертного одра. Он чувствовал себя так, словно испытывал какое-то отчужденное от тела ощущение, наблюдая, как его собственная жизнь постепенно покидает тело. От этого у мальчика возникало странное чувство выпадения из какой-то очень важной связи.

С момента своего выхода из аксолотлевого чана Скиталь любил только одного человека – самого себя… как свою старую ипостась, так и ту, которая должна была последовать в жизнь за ним. Умирающий человек отдал для этого клетки своего тела, в которых хранилась вся его память, весь опыт, все знания Тлейлаксу.

Но он не сумел добыть ключ, которым можно отпереть эти клетки. Не важно, как сильно старался юный гхола, его память упрямо не желала восстанавливаться. Юноша сжал руку старика.

– Пока нет, отец, но я очень стараюсь.

Уже почти ничего не видящими глазами Скиталь уставился на своего двойника.

– За что… ты так разочаровал меня?

Юйэ уже восстановил память о своей прежней жизни, а двоих других гхола – Стилгара и Лиет-Кинеса – именно сейчас поджаривали на пылающих углях их генетической памяти. Как могли какие-то ведьмы достичь успеха там, где ничего не вышло у мастера Тлейлаксу? Это невозможно, чтобы Бене Гессерит так умело запускал лавину прежнего опыта в сознании. Если Скиталь окажется не в силах добиться желаемой цели, то тлейлаксы будут выброшены на мусорную свалку истории.

Старик хрипло закашлял на своей постели, и молодой гхола наклонился над ним. По щекам юноши катились слезы. Старый Скиталь начал харкать кровью. Отчаяние и разочарование старика можно было, казалось, потрогать руками.

Дверной сигнал возвестил о приходе двух врачей Сук. Раввин не скрывал своего отвращения к больному и очень неохотно согласился идти к нему, а Юйэ все еще не мог оправиться от потрясения, вызванного возвращением памяти. По глазам обоих врачей старый Скиталь понял, что они знают, что часы его сочтены.

Среди ведьм тоже были врачи школы Сук, но Скиталь настоял на том, чтобы его лечил только раввин, и то только в случаях крайней необходимости. Они все, конечно, нечистые повиндахи, но по крайней мере раввин не был ненавистной самкой. Может быть, следовало предпочесть Юйэ старому еврею. Старому Скиталю пришлось принять медицинскую помощь, ибо он надеялся, что врачи помогут ему дождаться, когда у «сына» пробудится память.

Скиталь поднял голову:

– Уходите, мы молимся!

– Вы думаете, мне очень нравится лечить гхола? Мерзкого тлейлакса? Вы думаете, что мне хочется быть здесь? Вы оба можете умереть, мне все равно!

Однако Юйэ, держа в руке медицинский набор, прошел в каюту, отстранил молодого Скиталя и принялся осматривать умирающего. За спиной Юйэ встал раввин. Он хищно прищурил глаза за стеклами очков и процедил:

– Это не продлится долго.

Какой странный этот святой старик, подумал молодой Скиталь. Даже на фоне резких запахов дезинфекции, лекарств и страдания, от старого раввина всегда исходил какой-то странный, необычный и чуждый запах.

Юйэ попытался придать своему голосу сочувствие:

– Едва ли мы сможем помочь.

Судорожно вздохнув, старый Скиталь приподнялся на локте и прохрипел:

– Мастер Тлейлаксу не должен быть таким слабым и немощным… Это непристойно.

Юная копия Скиталя, в который уже раз, попыталась запустить поток возрождаемой памяти, выдавить его в мозг. Истинная память должна быть где-то там, погребенная внутри дремлющих клеток какого-то сокровенного уголка сознания. Но у него опять ничего не получилось, не было даже проблеска пробуждения.