— Значит, вы познакомились, — заключила Реджис, переводя взгляд с Питера на отца.

— В полной мере, — подтвердил Джон.

— Я очень рад, — сказал Питер.

— Я тоже.

Питер пристально уставился на него, держа Реджис за руку.

— Знаете, я должен был просить у вас ее руки, если бы вы были где-то поблизости.

— Питер! — воскликнула Реджис.

— Никогда не поздно, — заметил Джон.

— Ну, я уже спрашивал миссис Салливан. И она нас благословила.

— Тогда будем считать дело конченым, — сказал Джон.

— Спасибо, папа! — Реджис бросилась отцу на шею, а Хонор, глядя ему в глаза, видела в них тот самый бунтарский дух, который всегда больше всего любила, угасший в тюрьме и теперь снова зажженный Питером. — Пожалуй, все-таки, пойду с Питером в пляжный кинотеатр.

— Пляжный кинотеатр в Хаббард-Пойнт, — проговорил Джон, глядя на Хонор.

— Мы с твоим отцом часто ходили, — припомнила она.

— И снова будете ходить, — уверенно произнесла Реджис.

И ушла со своим женихом, оставив отца с матерью, смотревших им вслед. Когда машина Питера двинулась по подъездной дорожке, Хонор посмотрела на Джона. Оба не сдвинулись с места, замерли на минуту, и если бы она в ту секунду закрыла глаза, то могла бы поклясться, что он не исчезал никогда, а все время был рядом.

Глава 19

Хонор в полном беспамятстве работала у себя в мастерской. Новый этап начался три дня назад после ухода Джона, который с тех пор не показывался. Вокруг царил полный разгром — валялись эскизы, палитры со смешанными красками, у стен громоздились холсты. Закончив картину, изображавшую отца с дочерью, она принялась за новую.

Вытащила давно спрятанную коробку со снимками. Он никогда не имел возможности запечатлеть свои скульптуры в последний раз, но тут хранились фотографии, сделанные в Баллинкасле, фиксировавшие сооружение инсталляции шаг за шагом. Она отыскала и свой альбом, оставшийся от той поездки, пролистала страницы с зарисовками, которые набрасывала в роковой первый день, стараясь уловить тревожную атмосферу — руины замка, сооружение на краю утеса.

Копаясь в коробке, нашла вырезки из газет Западного Корка. У нее было время прочесть их в больнице Святого Финана в ожидании выздоровления Реджис, которая была в полном шоке, не могла ни говорить, ни есть. К тому времени Джона препроводили в камеру предварительного заключения, и Хонор читала в газетах подробности произошедшего.

Санитарки приносили ей чай, выражали сочувствие женщине, муж которой совершил столь ужасный поступок. В газетах писали, что Джон затеял жестокую драку, вещественные доказательства свидетельствовали, что он гнался за Уайтом по краю утеса — в двух местах погибший потерял много крови. Хонор слышала, как санитарки шептали: «Он из него мозги вышиб».

Ей стало плохо. Им не все известно. Почему Джон не позволяет своим адвокатам улаживать дело? Да, он признался в убийстве Грегори Уайта, но почему не сослался на самозащиту, на то, что защищал Реджис? Вообще отказывался говорить об этом, получив обвинительный приговор в уголовном суде Корка.

Когда дочка настолько опомнилась, что можно было уйти из больницы, все было кончено. Примчавшись в Корк, Хонор узнала, что Джона приговорили к шести годам тюрьмы. «Подумай о девочках!» — кричала она, а он только качал головой, не в силах взглянуть ей в глаза, отвечая: «Именно о них я и думаю. Не хочу, чтобы Реджис давала свидетельские показания».

Она рыдала под его непреклонным взглядом над его упрямством, страстью, яростью, превратившимися в нечто несокрушимое и ужасное, что, как ей казалось, могло уничтожить семью точно так, как и человека, посмевшего посягнуть на нее.