По понедельникам, когда он был меньше всего занят, он брал лодку и отвозил меня в часть залива, известную как Береговой Хвост. Но самым большим развлечением оказалось то, на которое он намекал, когда мы еще только встретились.
Однажды утром после завтрака, быстро управившись со своей канцелярией, он повел меня на чердак, и там среди разного хлама стояла модель локомотива, покрытая слоем пыли, но настоящая рабочая модель, такая большая, полная таких великолепных возможностей, что при виде ее я даже прыгнул.
– Не имею ни малейшего представления о том, как это здесь оказалось, – размышлял дядя. – Возможно, остатки от какой-то суматошной распродажи. Не думаю, что он в рабочем состоянии. Но мы можем попробовать.
Мы вытащили модель в сад и поставили на бетонную дорожку у задней двери. Я сбегал на кухню к мисс О’Риордан за тряпками. Вычищенный, со сверкающими ведущими колесами, двойными цилиндрами и поршнями и блестящим зеленым тендером, это был локомотив, от которого вздрагивало сердце.
– Посмотрите! – воскликнул я, указывая на бронзовые буквы на его корпусе: «Летучий шотландец».
Это была точная модель знаменитого локомотива. Каким наслаждением было заполнить котел водой, зарядить из бутылки маленькую топку метилированным горючим, предусмотрительно заготовленным дядей, зажечь с помощью спичек, полученных от мисс О’Риордан, несмотря на ее протесты, хорошо подстриженный фитиль, а затем отступить на шаг, затаив дыхание в ожидании немедленного действа. Увы, когда все это было проделано, «Летучий шотландец» отказался лететь. Вода кипела, из трубы многообещающе струился дымок, даже крошечный свисток испускал пронзительно-впечатляющую ноту, но при всем внутреннем возбуждении, как моем, так и этой прекрасной машины, она оставалась инертной и недвижной.
– Ой, дядя, мы должны заставить ее двигаться! – В своем порыве я едва ли заметил, что использовал классическую фразу мисс О’Риордан.
Дядя, казалось, разделял мое желание. Он снял пальто и опустился рядом со мной на колени на голый бетон. Достав масленку из набора инструментов для дядиного велосипеда, мы смазали двигатель. Мы подробно рассмотрели все его рабочие части. Мы открутили гайки и подтянули их. Тщетно. Теперь, когда, лежа навзничь, с грязными пятнами смазки на лице, дядя изо всех сил дул на спиртовое пламя, дабы усилить жар в топке, внезапно появилась мисс О’Риордан.
– Ваше преподобие! – В ужасе округлив глаза, она всплеснула руками. – Без верхней одежды! И в таком виде! А мистер и миссис Лафферти уже добрых полчаса ждут вас в церкви с бедным некрещеным невинным младенцем.
Дядя встал с извиняющейся улыбкой, будто напроказивший школьник. Но, поспешив вслед мисс О’Риордан, он ободряюще глянул на меня:
– Мы не сдаемся, Лоуренс. Мы попробуем еще раз.
И мы еще раз попробовали. Мы пробовали неоднократно, и всегда безуспешно. Этот упрямый двигатель стал нашим всепоглощающим хобби. Полные решимости победить, мы обсуждали его ежедневно, пользуясь нетехническими терминами.
В среду следующей недели, когда мы только что поужинали, дяде принесли его кофе, и он достал и закурил тонкую сигару. Он всегда курил ее, мечтательно полуприкрыв веки, словно возвращаясь в свой любимый Вальядолид. Как я был бы удивлен и опечален, если бы знал, что через несколько месяцев он действительно будет переведен обратно в этот город, чтобы войти в штат своего колледжа. Но в тот день я ничего об этом не знал, как, уверен, не знал и он. Размякший от кофе и сигары, он лукаво посмотрел на меня:
– «Летучий шотландец»?
– Да, дядя! – крикнул я.
Мы вынесли наш локомотив из кладовки для инструментов. В то время как мисс О’Риордан с неодобрением наблюдала за нами из кухонного окна, делая вполголоса замечания миссис Вителло, мы заправили его маслом, спиртом и водой, пока он не засвистел на всех парах. |