— Можно мне еще рюмку бенедиктина? — громко сказала Муся, нарочно прерывая спор мужчин. Все оглянулись. Она изобразила на лице испуг: ее здесь называли алкоголичкой, это ей нравилось. — Я выпила всего две рюмки, а имею право на три.

— Ах, ради Бога, — сказала, улыбаясь, Елена Федоровна и тотчас использовала перерыв для выполнения хозяйских обязанностей. — Господа, кто хочет еще чаю? Или портвейна? Вам можно? — обратилась она к американцу. — Я не пью спиртных напитков, — строго, с некоторой гордостью, сказал он.

— А чаю?

— Да, пожалуйста… Но мне скоро надо будет уехать.

— Почему же так рано?

— Ведь подземная дорога у вас перестает работать очень рано, — сказал так же строго мистер Блэквуд. Все улыбнулись. «Ничего нет трогательного в том, что дурак-старик, при своих миллионах, жалеет пять франков на автомобиль. Изображает собаку на сене и еще, кажется, рисуется этим», — подумала Муся, взяв у Жюльетт рюмку бенедиктина. Однако вид американца исключал мысль о том, будто он рисуется. Мистер Блэквуд был скуповат вследствие трудной молодости, и, как все скупые люди, легче расставался с большими деньгами, чем с грошами. Богатство досталось ему поздно; жизнь богача сама по себе почти не дала ему радости, как человеку, курившему долгие годы махорку, не может доставить наслаждения тонкая сигара.

— Почему же так рано? Ведь завтра воскресенье, верно вы не работаете…

— Мне нужно рано встать, чтоб поспеть в церковь…

Серизье изобразил на лице несочувствующее понимание культурного европейца.

— Все-таки еще пять минут… А вам, мосье Серизье, можно ликера или портвейна? — спросила Елена Федоровна.

— Нет, благодарю вас. Ничего, — ответил депутат. «Верно, у них так принято, у румын, у русских, вечером угощать ликерами и портвейном, — подумал он. — Странное, однако, общество…» Серизье знал этот салон и относился к нему со снисходительностью старого парижанина: «всем надо жить»… Бывал он здесь, впрочем, очень редко; на этот раз приехал потому, что, по старым, добрым отношениям, неловко было отказать Леони Георгеску. Кроме того, знакомство с прибывшим в Париж американским богачом передовых взглядов могло пригодиться. Несколько непонятно ему было только, зачем его так настойчиво приглашали: среди гостей явно не было никого, кто мог бы заплатить хозяйкам за знакомство с ним.

— Господа, пожалуйста, продолжайте ваш спор, это так интересно, — сказала Леони, поставив на камин вазу с печеньем.

— Что же вы хотели сказать? — спросил Блэквуд, взяв депутата за пуговицу фрака.

— Мне не ясно, для чего нужен такой банк. Мы, социалисты, стоим за развитие хозяйственной деятельности государства. Пусть оно национализирует железные дороги, пусть оно само строит те заводы, о которых вы говорите.

Американец разочарованно посмотрел на него выцветшими голубыми глазами.

— Как же вы не понимаете? — с сожалением сказал он, видимо, убежденный в том, что несогласие с ним может происходить только от непонимания его идеи. — Конечно, я объясняю очень сжато, но я думал… Вся моя мысль заключается в сочетании личной инициативы с общим планом.