— Видите ли, мой дорогой, — сказал он Эдмунду Вильсону, которого встретил в холле гостиницы Кинг-Дэвид, — Олбрайт прав. Датировка имеет второстепенное значение. Дело в содержании, а об этом никто не осмеливается говорить. Знаете ли вы, в чем во всеуслышание признался Браунли? В том, что он боится, как бы находки не поставили под сомнение исключительность христианства.

— Вы хотите этим сказать, что ученые могут утаить отдельные места найденных текстов?

Флуссер засмеялся.

— Конечно, нет. Ни один ученый с именем не сделает этого, а остальные, к счастью, не имеют доступа к свиткам. И ученые, конечно, не станут задерживать публикацию, так сказать, опасных мест. Тут их честолюбие, их совесть ученых всегда одержат верх над религиозными предрассудками. Но они побоятся сделать выводы. Они опубликуют тексты и этим ограничатся. Если же они когда-нибудь и сделают полшага вперед и начнут анализировать содержание свитков, то лишь при закрытых дверях или в каком-нибудь настолько специальном журнале, что его не читают нигде, кроме как в университетах и институтах. Обратили ли вы внимание, что хотя по поводу кумранских рукописей высказалось уже множество профессоров, среди них нет ни одного специалиста по Новому завету?

— В самом деле, а я этого как-то не замечал, — с задумчивым видом согласился Вильсон. — Но разве это не само собой разумеется? Ведь Кумран — это не их область, а скорее специалистов по Ветхому завету, гебраистов, ориенталистов.

— Ничего подобного! В том-то все и дело! Кумранские находки как раз по части исследователей Нового завета. Не библейские свитки, конечно, а произведения общины!

— А вы специалист по Новому завету?

Флуссер снова рассмеялся.

— Отнюдь нет. Я не принадлежу ни к одной религии, я независим, я только ученый. У меня вообще нет никаких оснований для волнений. К тому же я прежде всего специалист по средневековой латыни. Стало быть, с какой стороны ни посмотри, я лишь хорошо осведомленный, беспристрастный наблюдатель.

— Прекрасно, господин Флуссер, это удобная позиция, несколько напоминающая мою, ведь я тоже не теолог, а журналист и литературный критик. Собственно говоря, я собирался написать лишь небольшую обзорную статью для газеты «Нью-Йоркер», но при этом настолько сдружился с темой или, лучше сказать, она со мной, что у меня, вероятно, получится целая книга.

— Тем лучше, мистер Вильсон. Или тем хуже. Потому что ваши соотечественники чрезвычайно обидчивы и очень неохотно переучиваются, не так ли? К тому же они полагают, что целиком заарендовали христианство для себя, хотя большинство из них не имеет о нем ни малейшего представления. Следовательно, вы рискуете наступить им на псевдорелигиозную мозоль, если станете доказывать, что христианство, в сущности, не самостоятельно, а является всего-навсего продолжением небольшой еврейской секты.

— Ради бога, доктор Флуссер! Что вы говорите!

— Ага, мистер Вильсон, так и у вас есть эта мозоль? И я наступил на нее? Но я и не подумаю просить у вас извинения, ибо уверен, что сделал благое дело. Если же вы так независимы, как утверждаете, то обязаны сказать своим читателям всю правду.

— Нужны доказательства, доктор Флуссер, доказательства вашего безумного утверждения!

— Пожалуйста. — Флуссер уселся поудобнее, сунул руку в карман и осторожно вынул из одной из книг несколько густо исписанных листков. — Все равно, с чего начинать, никакой системы в моем рассказе так или иначе не будет. Я приведу лишь несколько тезисов. Христианское крещение… Вы скажете, что оно восходит к примеру, поданному Иоанном Крестителем.