Она вернулась в свою келью, и минутами позже проходившим по коридору монахиням были слышны страшные удары кнута, со свистом рассекавшего воздух, повторявшиеся вновь и вновь. Они, конечно, не догадывались, что сестра Лючия хлестала постель.

«Возможно, такое „удовольствие“ и усмиряет плоть, но только не мою», — думала она.

***  

В трапезной сорок монахинь рассаживались за два длинных стола. Цистерцианская еда была исключительно вегетарианской. Мясо было запрещено, поскольку его жаждала плоть. Задолго до рассвета подавалась чашечка чая или кофе с несколькими сухариками. Прием основной пищи, состоявшей из жиденького супа, горстки овощей и, время от времени, кусочка какого-нибудь фрукта, происходил в одиннадцать часов дня.

— Мы здесь не для ублажения собственной плоти, но для ублажения Господа, — сказала преподобная мать Лючии.

«Даже моя кошка не стала бы есть такой завтрак, — думала сестра Лючия. — Я здесь всего два месяца, а потеряла уже по меньшей мере килограммов пять. Прямо как на курорте, придуманном Богом».

По окончании завтрака две монахини приносили лохани для мытья посуды и устанавливали их на противоположных концах стола. Сидевшие за столом сестры начинали передавать свои тарелки той сестре, возле которой стояла лохань. Вымыв каждую тарелку, она вытирала ее полотенцем и возвращала владелице. Вода от мытья становилась темной и жирной.

«И так они собираются прожить всю жизнь!» — с отвращением думала сестра Лючия. — Ну, да ладно. Не в моем положении жаловаться. Это уж наверняка лучше, чем пожизненное заключение.

За сигарету она отдала бы все, что угодно, даже свою бессмертную душу.

***  

В полукилометре от тихой обители две дюжины тщательно отобранных из группы специального назначения (ГОЕ) людей во главе с полковником Акокой готовились к нападению на монастырь.

Глава 4

Полковник Рамон Акока обладал охотничьим чутьем. Он обожал погоню, но глубокое внутреннее удовлетворение он получал именно от убийства. Он как-то признался одному из свои друзей: «Я испытываю оргазм, когда убиваю. Неважно кого: оленя, зайца или человека — от того, что отнимаешь чью-то жизнь, чувствуешь себя Богом».

Акока когда-то начинал служить в военной разведке и вскоре, благодаря своим блестящим способностям, прослыл отличным офицером. Он был умным, бесстрашным и безжалостным и сочетанием этих качеств обратил на себя внимание одного из помощников генерала Франко.

В штаб Франко он попал в чине лейтенанта и меньше чем за три года дослужился до полковника, что было невиданным успехом. Его поставили во главе фалангистов — особой группы, созданной для осуществления террора в отношении противников Франко.

Именно во время войны Акока был приглашен на беседу к одному из членов ОПУС МУНДО.

— Вам следует уяснить, что мы говорим с вами с ведома генерала Франко.

— Да, сеньор.

— Мы наблюдаем за вами, полковник. И у нас создалось благоприятное впечатление о вас.

— Благодарю вас, сеньор.

— Время от времени вам приходится выполнять специальные задания, так сказать, особо секретные. И к тому же весьма опасные.

— Понимаю, сеньор.

— У нас много врагов, особенно среди тех, кто не понимает всей важности выполняемой нами работы.

— Да, сеньор.

— Иногда эти люди нам мешают. Мы не можем этого допустить.

— Конечно, сеньор.

— Я полагаю, что мы можем рассчитывать на такого человека, как вы, полковник. Думаю, мы понимаем друг друга.

— Да, сеньор. Я почту это за честь.

— Мы бы хотели, чтобы вы оставались в армии.