— Это будет очень мило. Досадно, что я не смогла вам помочь.

— Вы помогли мне.

— Разве?

— Ну конечно. Сперва ведь нужно отмести все ошибочные предположения, и лишь потом удастся выяснить, как же в действительности обстоят дела.

Она снова улыбнулась, на этот раз без принуждения.

— Это очень важно для вас — разыскать свою родню?

Он подумал.

— Да нет. Не так уж важно. Я просто оказался здесь проездом, вот и мелькнула… да, именно мелькнула эта мысль. Нет, для меня это не важно.

Вернулась Грейс со сверточком, сооруженным из белых бумажных салфеток.

— Вот, пожалуйста, — сказала она. — Сами увидите, вам это очень пригодится.

— Благодарю вас. И вас тоже благодарю.

— Рады были познакомиться с вами.

— Я тоже.

Он ушел из домика мисс Берд усталый, замороченный. Останусь здесь еще на одну ночь и уеду, подумал он. Машину, наверно, уже починили. Узнавать тут больше нечего, не то что золота, а и следов его не найдешь. Пилат жила в Виргинии, но в какой-то другой части штата. Здесь о ней никто и слыхом не слыхивал. А Пой, которая жила в этих краях, уехала в Бостон, а не в Данвилл, штат Пенсильвания, и ее принимали за белую. Его бабка была «слишком темна, чтобы ее могли принять за белую». Мисс Берд просто побагровела, когда сказала это. Будто узнала что-то стыдное о нем. Ему было и смешно, и злость разбирала, и хотелось узнать, что думают Омар, Киска, Вернелл по поводу мисс Сьюзен Берд.

Эти люди вызывали его интерес. У него не было ощущения, что они ему близки, но что-то связывало их, словно и у него, и у них есть какая-то общая жилка или пульс или общая тайна. В том городе, где он родился, у него никогда не возникало этого чувства — сопричастности кому-то или чему-то. В семье он был всегда чужим, с друзьями связан лишь поверхностно, и, кроме Гитары, не существовало человека, чьим мнением он дорожил. Когда-то раньше, давным-давно, для него было важно, что о нем думают Пилат и Агарь, но потом, когда он покорил Агарь, а с Пилат настолько перестал считаться, что решился обокрасть ее, все это кончилось. Зато теперь у него возникло некое чувство — здесь, в Шалимаре, а перед этим в Данвилле, — напоминавшее ему то, что он ощущал когда-то в домике Пилат. Сидя в гостиной Сьюзен Берд, лежа с Киской, завтракая с охотниками у Вернелл, он никого не должен был ставить на место, обижаться, защищаться и даже просто объяснять, что он имел в виду.

И не только это. Когда он сказал Сьюзен Берд, что разыскать свою родню ему не так уж важно, он солгал. С тех пор как он приехал в Данвилл, ему все больше и больше хотелось что-нибудь узнать о своих родственниках, и о тех, кого он видел, и о тех, которых никогда не встречал. Мейкон Помер, он же Джейк, настоящая фамилия неизвестна. Пой. Кто они, какие они были? Человек, который пять ночей подряд, ожидая нападения, просидел с ружьем на заборе. Человек, назвавший свою новорожденную дочь Пилат, человек, который вырвал из непроходимой лесной чащи участок для фермы. Человек, который ехал в фургоне на Север и всю дорогу ел одни лишь орехи-пеканы. Кто остался у него на родине? Были у него братья, сестры? Кто его мать, отец? А жена? Та Пой, что ехала в Бостон? Если да, то почему она поехала в фургоне? Чего ей вздумалось отправиться фургоном в частную школу, расположенную в северном штате? Не в карете, не на поезде, а в фургоне, битком набитом бывшими рабами. Может быть, она и не доехала до Бостона. Может быть, она не стремилась выдавать себя за чистокровную белую. Она могла и передумать: вместо того чтобы поехать в школу, сбежать вместе с парнишкой, с которым ела орехи-пеканы. Да и вообще, кто бы она ни была, почему ей захотелось, чтобы муж оставил себе это кошмарное имя? Чтобы покончить с прошлым? С каким прошлым? С рабством? Но она ведь не была рабыней.