Изменить размер шрифта - +
По коже побежали мурашки. Меня охватило ни с чем не сравнимое чувство тревоги.

Я – последний принц Бёрко. Звучало настолько нелепо, что я отказывался в это верить. Может, они сами не знали всей правды. Голос Гедеона звучал нерешительно, в то время как Люмьер был уверен в своих словах. Что, если Люмьер ошибается? Последователи Бёрко всегда славились своим упрямством и фанатичностью.

Я многое знал об императорской семье благодаря урокам истории. И теперь Люмьер утверждает, что тот самый последний наследник – я?! Это уже ни в какие ворота. Я вдруг осознал, что очень зол на них. Нет, я был не просто зол, я был в гневе! Они заняты переводом с арабского, безобидным делом, в то время как я понимаю, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Это несправедливо. Я точно всего этого не заслуживал. Я не заслуживал смерти матери, холодного отношения брата, завышенных требований отца и уж точно не заслуживал того, что вот уже шестнадцать лет жил во лжи.

Я отказывался верить им, но мысль об убитой семье, как чёрный прожорливый червь, поселилась в голове. Зарони в человеке сомнение, и при подходящих условиях оно будет расти в геометрической прогрессии. Я боялся дать своим сомнениям возможность взять надо мной верх.

Люмьер положил ногу на ногу, но я был так ошеломлён и встревожен, что даже не сразу обратил на это внимание. Моя рациональная часть взывала к тому, чтобы взять себя в руки и отодвинуться, пока Уолдин не задел меня, другая, паникующая часть, не способная связать сейчас и двух слов, орущая глубоко в сознании: «Это неправда!» – позволяла мне наблюдать, как ступня гостя покоится в пяти сантиметрах от моего плеча. Прямо над головой внезапно зазвонил смартфон. Гедеон поднялся, потянулся к телефону и выключил звук.

– Дай угадаю, опять Оскар? – усмехнулся Люмьер. Гедеон тяжело вздохнул.

– Ты ясно дал понять, что не хочешь общения. Чего он продолжает?

– Говорит, не успокоится, пока я не объясню причину разрыва, – с раздражением бросил брат.

– А чего там объяснять? Он из семьи Вотермил, по ним психушка плачет.

– Я знаю, что ты его не жалуешь, но, повторюсь, я не люблю оскорблять людей, тем более за их спинами.

– Гедеон, я не оскорбляю. – Люмьер отодвинулся. – Я говорю чистую правду. Не строй из себя обиженку. Тебе не идёт. В глубине души ты со мной согласен. Ну и почему вы поссорились?

– Я не буду с тобой этим делиться.

– Ладно, так уж и быть, я не воспользуюсь этой информацией против него.

– Тоже мне одолжение, – прыснул брат. – Нет.

– Там что-то очень личное?

– Нет.

– Он признался тебе в чувствах? – Люмьер барабанил пальцами по столу. Это начало раздражать даже меня, боюсь представить, как это бесило Гедеона.

– Иди к чёрту.

– Поцеловал?!

– У тебя нет ни капли чувства самосохранения, верно?

– Ага. Иначе я бы преспокойно доучивался в Пажеском корпусе. Давай я тебе историю, а ты мне.

– Мы не на рынке, не торгуйся со мной.

– У меня очень интересная история.

Затем он процитировал незнакомые мне строчки:

– Мне не интересно.

– История касается Готье.

Да оставьте вы меня в покое! Я чуть было не ударил Люмьера по ноге.

– Врёшь, – равнодушно произнёс Гедеон. – Ты его совсем не знаешь.

Теперь мне хотелось ударить брата: «Это ты ничего обо мне не знаешь!»

– Хочешь проверить? Знаю кое-что очень любопытное.

Быстрый переход