Заплясал на месте.

    – Стой! Понецка, стой!

    Сидя в седле, трехлетний Зигфрид улыбался бессмысленной улыбкой идола, не понимая, что происходит. Сегодня его нарядили в детский доспех с вызолоченным зерцалом. Дали надеть шлем с плюмажем. Привесили к поясу самый настоящий меч. Длинный-длинный, до неба. Ну, пусть не до неба, но все равно длинный. Как у папы. Зигфрид был счастлив. И папа – самый сильный! самый умный! – отошел к кустам роз: любоваться наследником, не мешая сыну наслаждаться триумфом.

    Зигфрид был счастлив, даже вылетая из седла.

    – Понецка!

    Шарахнувшись от Эльзы, пони встал на дыбы. Копыто ударило рядом с головой мальчика. Игрушечный шлем откатился в сторону, висок лежащего ничком Зигфрида впитывал случайную тень – солнце скрылось за пушистым, похожим на собаку облаком.

    Белокурые волосы наследника были в песке.

    – Стой!

    Крик – мужской, властный. Сильная рука поймала уздечку, рывком отбросила пони прочь, на боковую аллею сада. Дитрих, маркграф Майнцский, склонился над сыном:

    – Ты ударился? Ты цел?!

    Зигфрид перевернулся на спину.

    Засмеялся.

    Потом подумал, глядя на просиявшее лицо отца, и заплакал.

    – …Мы видели, Каролинка. Ты старалась. Ты очень старалась, ты не виновата, что у тебя не вышло. Ты хорошо играла.

    – Я холосо! Холосо иглала! Там злого дядьки не было. Ой, лыцал!.. добленький!.. и лосадка…

    – Вот оно как… – поджал сухие губы Джакомо. – Просто играла. Ну, что от ребенка требовать…

    – Хоцу лосадку! Хоцу к лыцалу!..

    – Двадцать лет! – как в бреду, шептал Марцин, с ужасом глядя на готовую разреветься девочку. – Будь она хоть чуть постарше… Господи, почти двадцать лет!

    – Чего бухтишь, мажонок?

    – Двадцать лет! Она перенеслась на два десятка лет назад! Сама! Она сделала это сама! – глаза юноши лихорадочно блестели. – У нее дар! Боже милосердный, такая сила…

    – Ну и толку с той силы? Зигфриду все, как с гуся вода…

    – Может, у князя Рацимира получится? Или еще у кого? Надо пытаться! Надо что-то делать! – однако в словах Марцина не было прежней уверенности. – Сквожина, попробуйте вы?!

    На доске оставалась одна-единственная красная пешка.

    Женщина презрительно скосилась на игру.

    – Я? Да нешто я пальцем делана?!

    – Тс-с-с! – отчаянно зашипел вдруг Ендрих, и все разом примолкли.

    Наверху послышались отчетливые, уверенные шаги. Заскрипели доски.

    Джакомо, не дожидаясь указаний атамана, извлек из отверстия тряпичную затычку.

    &ndash