Но Адам отдалился от нее, постоянно был на работе. Он определенно не жаждал прикасаться к ней, как жаждала она, ведь другая охотно утоляла его любую жажду.

— Я говорил совсем о другом, черт возьми! — огрызнулся Адам. — Перестань выворачивать мои слова наизнанку, Магдалина. Все изменилось после аварии, потому что я не мог оставаться рядом с тобой...

— Я была в больнице, Адам, в окружении врачей и медсестер.

— В иные времена, рядом могла быть сотня врачей и столько же медсестер, и это ничего не значило бы для нас. — Его глаза сверкали. — Я не мог пробиться к тебе, не мог поговорить с тобой. Ты оттолкнула меня. Похоже, даже взгляд на меня доставлял тебе боль.

— Это неправда... — Она нахмурилась, задумавшись о его чувствах. Те первые недели в больнице, она провела словно в тумане, состоявшем из боли и бесконечного отчаяния. Временами ей почти хотелось умереть, лишь бы не терпеть эти ужасные мучения. А когда она узнала о предательстве Адама, ей захотелось умереть по-настоящему.

— Говорю тебе, правда! — резко бросил он. — Я чувствовал твою обиду на меня каждый раз, когда приходил в больницу.

— Обиду? — эхом откликнулась она. — Я не чувствовала обиды на тебя, Адам. — Другие эмоции, да! Страх потерять его, желание быть с ним, любовь, которая пропадала, но вернулась к тому времени, и ненависть, когда она, наконец, узнала о его предательстве. И глубокое отчаяние. Но обиду?.. Нет, она уверена, что никогда не чувствовала обиды на Адама. — Никогда! — подчеркнуто произнесла она.

— Даже за аварию? — прищурился он.

— Я никогда не винила тебя в аварии. Полиция сказала, что ты ничего не мог сделать. Мальчишки в той машине были пьяными — ты не мог избежать столкновения, когда водитель потерял управление, и машина выехала на встречную полосу. Я никогда даже не предполагала, что катастрофа — твоя вина.

— Но то, что случилось потом? — воскликнул он.

Что случилось потом? Что он?..

Она отвернулась, не в силах больше смотреть на него, зная, что боль отразится в ее глазах, и не желая, чтобы он это заметил. Его не было рядом, чтобы разделить ту боль, ему определенно, не нужно показывать сейчас и эту!

— Мне нужно возвращаться, Адам, — еле проговорила Мэгги. — Я сказала родителям, что уеду на час...

— Тебе уже двадцать шесть лет, и тебе определенно не нужно ни перед кем отчитываться! — презрительно начал он. — У нас важный разговор, который, думаю, следовало начать три года назад!

— Этот разговор мне не с кем было вести! — холодно напомнила она. — Такой занятой, Адам Кармайкл! Ты прав, я не должна отчитываться ни перед кем — в первую очередь перед тобой! Я...

— Почему вы с Марком до сих пор не поженились? — решительно продолжил он. — Потому что, подозреваю, ты потеряла ребенка, а других детей не могло быть?

Если несколько минут назад она чувствовала слабость, то сейчас наступило полное крушение. Никто, никто даже не упоминал больше о ребенке! На момент аварии, она была на пятом месяце и уже достигла того периода беременности, когда обычная одежда стала тесна, уже чувствовала движения малыша, и начала присматривать кроватку, и детское приданое.

А потом — пустота! Никаких движений внутри нее, никаких пробуждений среди ночи от радостных мыслей о ребенке Адама, никаких гаданий, сын это или дочь.

Это был сын, крошечный мальчик, слишком маленький, чтобы выжить, когда у Мэгги начались преждевременные роды сразу после ночной аварии, три года назад.