Фрэнсис Хардинг. Песня кукушки
ОТЗЫВЫ
Фрэнсис Хардинг уже стала в один ряд с лучшими детскими авторами, но эта выдающаяся книга наверняка прославит ее еще больше. Эта книга так мне понравилась, что я пыталась смаковать ее, как конфету. У меня новая литературная любовь: Фрэнсис Хардинг. Ее язык поэтичен и богат, ее прозу хочется читать, читать и читать, что бы ни происходило. Она обволакивает язык, как мед, и оставляет терпкое послевкусие. Чтение, от которого невозможно оторваться; напряжение большей частью создается при помощи неловкости и беспокойства, тянущего чувства, будто что-то не так. Написано невероятно хорошо. Язык, о мой бог, язык превосходен! Темы затронуты более глубокие, чем история девочки, пытающейся обрести себя: влияние войны на общество и на человека, глубина жестокости, на которую может толкнуть жажда мести; прощение, любовь. Я недостаточно красноречива, чтобы выразить, насколько удивительна эта книга, но я не могу ее не порекомендовать! «Песня кукушки» сильнее волнует, чем другие книги Хардинг. Она печальна и трогательна, она вдохновляет, обладая при этом психологической глубиной, свойственной романам этого автора. Потрясающее сочетании магии и фантазии… Я в полном восхищении от уникального сюжета, приковавшего меня к страницам. Напоминает Нила Геймана.
ГЛАВА 1 ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ
Ей было плохо. В голове будто шуршала и шелестела бумага. Кто-то хихикнул, превратил свой смешок в огромный хрустящий шар и засунул ей в череп. «Семь дней, — засмеялся он. — Семь дней». — Прекратите, — прохрипела она. И шорох прекратился. Звук угас вдали, и даже почудившиеся ей слова испарились из ее сознания, как исчезает со стекла пар от дыхания. — Трисс? — произнес другой голос, намного более близкий и громкий, чем ее собственный, голос женщины. — Ох, Трисс, милая, все хорошо, я с тобой. Что-то происходило. Две теплые руки сомкнулись вокруг нее, словно колыбель. — Не позволяй им смеяться надо мной, — прошептала она. Сглотнула и почувствовала в горле сухость и режущую боль. — Никто над тобой не смеется, милая, — ответила женщина, и ее голос был нежным и тихим, как вздох. Неподалеку зашептались. Два мужских голоса. — У нее все еще лихорадка? Доктор, вы же говорили… — Думаю, ей просто что-то приснилось. Посмотрим на юную Терезу, когда она окончательно проснется. «Тереза. Я Тереза». Это правда, она была уверена в этом, но имя казалось ей просто словом. Такое впечатление, будто она не знает, что оно означает. «Я Трисс». Это звучало более естественно — словно книга, раскрывающаяся на зачитанном месте. Она сумела приоткрыть глаза, щурясь от яркого света. Кровать. Она лежит на горе подушек. Трисс казалась себе огромной, поэтому очень удивилась, обнаружив под стеганым покрывалом и одеялами свое маленькое тело. Рядом с ней сидела женщина, нежно сжимая ее руку. У нее были короткие волосы, уложенные жесткими блестящими волнами. Легкая пудра маскировала морщинки усталости в уголках глаз. Синие стеклянные бусины ее ожерелья ловили свет, падавший из окна, и бросали отблески на шею и нижнюю часть подбородка. Эта женщина была до боли знакомой и одновременно чужой, словно план полузабытого дома. Из ниоткуда выплыло слово, и немеющий мозг Трисс умудрился схватиться за него. — Ма… — начала она. — Да, мамочка с тобой, Трисс. Мамочка. Мама. — Ма… ма… — прокаркала она. — Я… не… Трисс беспомощно умолкла. |
