— Вот наш святой отец Иларион бросил клич, — не садясь, но тише продолжил Порошин. — Ищу, мол, молодых талантливых патриотов. Деньги есть! Все есть! Ну вот искали, искали — прислали тебя. А ты ведь такой же кощунник и русофоб, нам чета.

Порошин, наконец, сел, выразительно постучав по лбу.

— А все потому, что только у либерал-русофобов есть такая прекрасная вещь как мозги. Днем с фонарем не сыскать ни одного хотя бы психически здорового патриота.

Гортов заерзал, откашлялся, чувствуя бесполезность спора. Он хотел что-то сказать в ответ, но мысли трепыхались в мозгу Гортова тяжело, как рыбы вдали от моря.

Порошин тем временем пил и продолжал, нажимая теперь на каждое слово.

— Так просто сложилось. У дураков и фриков появилось влияние. Двадцать лет они сидели во мху, в подземелье. И вот теперь у них Ренессанс. Ну что ж, за деньги — любой каприз, — и тут Порошин накренил животом стол, подвигаясь к Гортову совсем интимно. — Я вообще в конце 90-х работал в партии Животных. Создавал ячейки в регионах. Лозунг был: «Свободу братьям нашим меньшим!» После этого мне уже никто не страшен. И даже «Русь».

Гортов грустил, обводя пустыми глазами стены, Бортков и Спицин тревожно шептались между собой, а Порошин трепал Гортова по плечу, все горячась и размахивая стаканом.

— Не придавай значения, Гортов. Работай, зарабатывай. Либералы тебе хуй заплатят. Я этих мразей знаю. Сам пять лет в «Новой» работал. Ходил в дырявых кроссовках зимой.

— Зато честно! — встрял Бортков с явной иронией.

— Нихуя не честно... Одна наебка кругом. И грубое изнасилование. Но здесь, на «Руси», хоть платят. Правда вот, сука, так мучительно!

Спицин что-то неразборчиво промурлыкал, в такт ему, и глазки молчавшего и сидевшего со скучной гримасой весь вечер Борткова вдруг лучезарно воскресли.

— Да, пожалуй, пора! — деловито кивнул Порошин. Кинул на стол ворох купюр. — Шнеле, шнеле! «Русь», поднимайся с колен!

«Русь» встала.

* * *

Снова тьма и снова подвал. На ходу приходилось придерживать стены. С трудом Гортов правил свое тело, как телегу со сломанным колесом. Что-то неподконтрольно текло из носа. Для скорости Порошин шлепал его ладонью под зад. Порошин стал очень игривым.

Открылась дверь, и начался нежный и тусклый свет, и Гортов увидел женщин — не стало прохода от них, в пестрых полосках трусиков. У многих из поп торчали пышные перья. Перья были и на голове. С лиц падали блестки.

«Русь» села на волосатый диван и толком еще не устроилась, как ее затопило женщинами — Гортов почувствовал сразу несколько рук, слепо блуждавших по телу. Хищные ногти и зубы впивались во мрак, свет отражался в мебели. От женщин не пахло женщинами. Как будто со всех сторон его сжал мармелад, тугой и несладкий.

— Чего же ты хочешь? — спрашивал у Борткова Порошин.

— Блондинку с большими сиськами, — застенчиво, но все же уверенно отвечал Бортков.

— Принесите ему блондинку с большими сиськами! — кричал Порошин, швыряясь в женскую массу деньгами.

Крупная негритянка уселась к Гортову на колени и потерлась большой резиновой грудью. К горлу его подступила рвота.

— Пожалуйста, можно уйти? — спросил он у негритянки, суя в нее деньги. Негритянка чуть растерялась, привстала, Гортов бросился прочь, но у дверей был настигнут внезапно проворным Порошиным.

— Не сметь! — Порошин крепко держал его за воротник. Хоть сам Порошин, казалось, оплывший ком, но пальцы у него оказались железные. При этом лицо его стало совершенно дикое, гопническое, и он холодным тоном сказал: «Уходим все вместе.