Ирвин Шоу. Пестрая компания
СТЕНАНИЯ МАДАМ РЕШЕВСКИ
Телефон звонил не переставая. Звонок нарушал покой
элегантной, чуть тронутой ночным беспорядком комнаты. Солнечные
лучи, пробиваясь сквозь занавеси, рождали на стенах и потолке
спальни небольшие светлые полоски. Хелен вздохнула, повернулась на
постели и, не открывая глаз, потянулась к телефонной трубке. Звон
прекратился. Хелен снова вздохнула — это был вздох облегчения, — и
лениво поднесла трубку к уху.
С противоположного конца провода до неё, словно из колодца,
долетел глубокий, рыдающий, исполненный горечи голос.
— Привет, мама, — сказала Хелен, со все ещё закрытыми
глазами.
— Хелен, — произнесла мадам Решевски, — как ты поживаешь?
— Прекрасно, — ответила Хелен. Осознав всю безнадежность
своего положения, она потянулась под одеялом и спросила: — Сколько
сейчас времени, мама?
— Девять часов.
Хелен недовольно скривилась, ещё крепче смежила веки и мягко
произнесла:
— Мамочка, дорогая, разве есть необходимость звонить в такую
рань?
— В твоем возрасте, — прорыдала мадам Решевски, — я была на
ногах уже в шесть утра. Я трудилась так, что мои пальцы истирались
до костей. Женщине, которой уже тридцать восемь лет, не следует
проводить свою жизнь во сне.
— Почему ты всегда говоришь, что мне тридцать восемь? —
запротестовала Хелен. — Мне пока ещё тридцать шесть!
— Хелен, дорогая, — сквозь слезы, но, тем не менее, весьма
холодно произнесла мадам Решевски, — я всегда говорю то, в чем
совершенно уверена.
Хелен, наконец, медленно с усилием открыла глаза и посмотрела
на полоски света на потолке.
— Почему ты плачешь, мама?
Трубка на некоторое время замолчала, но затем на другом конце
провода снова раздались рыдания, в которых слышались боль,
отчаяние и глубокая скорбь.
— Ну, скажи же что-нибудь, мама.
— Я должна навестить могилу папочки. Тебе следует сейчас же
приехать ко мне и отвезти меня на папину могилу.
— Мама, — со вздохом произнесла Хелен, — мне сегодня
nag`rek|mn надо побывать в трех различных местах.
— Неужели это мой ребенок?! — прошептала мадам Решевски. —
Моя дочь?! Вы слышите, она отказывается отвезти свою мать на
могилу своего отца!
— Завтра, — умоляюще сказала Хелен. — Не могла бы ты отложить
поездку на завтра?
— Сегодня! — прогремел над Манхэттенскими Высотами голос
мадам Решевски. Это был мощный, полны трагизма голос. Такой голос
у неё был в те старые добрые дни, когда она расхаживала по сцене,
или в те моменты, когда обнаруживала, что мачеха опять носит
драгоценности её бедной покойной мамы. — Проснувшись сегодня
утром, я услышала голос. «Иди на могилу Авраама!», сказал мне этот
голос, «Немедленно отправляйся на могилу своего супруга!»
— Мамочка, — как можно ласковее сказала Хелен, — папа умер
пятнадцать лет тому назад и из-за одного лишнего дня он не
рассердится.
— Забудь об этой ничтожной просьбе, — с величественной
безнадежностью в голосе произнесла мадам Решевски, — и прости меня
за то, что посмела побеспокоить тебя по столь пустяковому поводу.
|
