Де Риз. Всего хорошего. (Прэттл уходит. Де Ривз возвращается к своему столу и садится). Старый добрый Дик. Он такой же, как всегда. Боже, как идет время. (Он берется за перо и за свой сонет и вносит несколько исправлений). Что ж, кончено. Я с этим больше ничего сделать не могу. (Он встает и подходит к экрану, отодвигает его немного назад и поднимается к алтарю. Он уже собирается бросить свой сонет у подножия алтаря, к прочим стихам). Нет, этот листок я сюда не положу. Он достоин алтаря. (Он аккуратно возлагает сонет на алтарь.) Если уж этот сонет не приведет ко мне Славу, то и все, что я сделал до него, мне Славы не принесет, как и все, что я сделаю после. (Он ставит экран на место и возвращается к креслу, стоящему у стола. Он садится, опершись локтем о стол, или так, как пожелает актер). Ну–ну. Приятно снова повидать Дика. Что ж, Дик наслаждается жизнью и он совсем не дурак. Как там он сказал? «Поэзия не приносит денег. Тебе лучше забросить ее». Десять лет труда — и чего я сумел добиться? Уважения людей, которые интересуются поэзией — но много ли таких людей? На солнечные очки при затмениях солнца и то спрос куда больший. С какой стати ко мне придет Слава? Разве я не взывал к ней целыми днями? Одного этого достаточно, чтобы она держалась подальше. Я — поэт; это для нее достаточная причина пренебречь мной. Гордая, отчужденная и холодная, как мрамор, она не вспомнит о нас. Да, Дик прав. Жалкая игра, погоня за иллюзиями, преследование неуловимых, ускользающих снов. Сны? Что ж, мы и сами — только сны (он опускает голову на спинку кресла).

We are such stuff

As dreams are made on, and our little life

Is rounded with a sleep.

(Он замолкает ненадолго, а потом резко поднимает голову). Моя комната в Итоне, сказал Дик. Ужасная свалка. (Когда он поднимает голову и произносит эти слова, сумерки уступают место яркому дневному свету, как будто намекая, что автор пьесы заблуждался и все происходящее — не более, чем сон поэта). Так оно и было, и ужасная свалка (глядя на экран) даже там. Дик прав. Я приберу все это. Я сожгу всю эту чертову груду. (Он решительно подходит к экрану). Все чертовы стихи, на которые я по великой глупости тратил свое время. (Он отставляет экран. Слава в греческом платье с большим золотым горном в руке стоит на алтаре неподвижно, как мраморная статуя богини).Так… ты пришла. (Некоторое время он стоит, пораженный увиденным. Потом склоняется пред алтарем).Божественная леди, ты пришла. (Он протягивает к ней руки и ведет ее от алтаря к центру сцены. В тот момент, который актер сочтет подходящим, он снова берется за сонет, который был возложен на алтарь. Теперь он протягивает сонет Славе). Это мой сонет. Он хорош?

(Слава берет его, читает в полной тишине, а поэт в неописуемом волнении следит за ней).

Слава. Ты в порядке.

Де Риз. Что?

Слава. Ничего себе поэт.

Де Риз. Я…я… не понимаю.

Слава. Ты — самое оно.

Де Риз. Но…это невозможно…ты же знала Гомера?

Слава. Гомера? О да. Слепой старый крот, и на ярд ничего не видел.

Де Риз. О Небеса!

(Слава очаровательно шествует к окну. Она распахивает створки и высовывает голову наружу).

Слава (голосом женщины, которая с верхнего этажа зовет на помощь, когда в доме вовсю разгорелся пожар). Эй! Эй! Ребята! Эй! Слышь, народ! Эй!

(Слышен гомон взволнованной толпы. Слава поднимает свой горн).

Слава. Эй, он поэт (Быстро, через плечо). Тебя как кличут?

Де Риз. Де Ривз.

Слава. Зовут его де Ривз.

Де Риз. Гарри де Ривз.

Слава.