Изменить размер шрифта - +

   Николай Аполлонович пододвинул гостю пеструю табуретку: незнакомец с черными усиками опустился на край табуретки и вытащил из кармана дешевенький портсигар.
   – «Вы позволите?»
   – «Сделайте одолжение».
   – «Вы не курите сами?»
   – «Нет, не имею обыкновения…»
   И тотчас же, законфузившись, Николай Аполлонович прибавил:
   – «Впрочем, когда другие курят, то…»
   – «Вы отворяете форточку?»
   – «Что вы, что вы!…»
   – «Вентилятор?»
   – «Ах, да нет… совсем наоборот – я хотел сказать, что курение мне доставляет скорее…» – заторопился Николай Аполлонович, но не слушавший его гость продолжал перебивать:
   – «Вы сами выходите из комнаты?»
   – «Ах, да нет же: я хотел сказать, что люблю запах табачного дыма, и в особенности сигар».
   – «Напрасно, Николай Аполлонович, совершенно напрасно: после курильщиков…»
   – «Да?…»
   – «Следует…»
   – «Так?»
   – «Быстро проветривать комнату».
   – «Что вы, о, что вы!»
   – «Открывая и форточку, и вентилятор».
   – «Наоборот, наоборот…»
   ____________________
   – «Не защищайте, Николай Аполлонович, табак: это я говорю вам по опыту… Дым проницает серое мозговое вещество… Мозговые полушария засариваются: общая вялость проливается в организм…»
   Незнакомец с черными усиками подмигнул с фамильярной значительностью; незнакомец увидел и то, что хозяин все-таки сомневается в проницаемости серого мозгового вещества, но из привычки быть любезным хозяином не будет оспаривать гостя: тогда незнакомец с черными усиками эти черные усики стал огорченно выщипывать:
   – «Посмотрите вы на мое лицо».
   Не найдя очков, Николай Аполлонович приблизил свои моргавшие веки вплоть к лицу незнакомца.
   – «Видите лицо?»
   – «Да, лицо…»
   – «Бледное лицо…»
   – «Да, несколько бледноватое», – и игра все возможных учтивостей с их оттенками разлилась по щекам Аблеухова.
   – «Совершенно зеленое, прокуренное лицо», – оборвал его незнакомец, – «лицо курильщика. Я прокурю у вас комнату, Николай Аполлонович».
   Николай Аполлонович давно ощущал беспокойную тяжесть, будто в комнатную атмосферу проливался свинец, а не дым; Николай Аполлонович чувствовал, как засаривались его полушария мозга и как общая вялость проливалась в его организм, но он думал теперь не о свойствах табачного дыма, а о том думал он, как ему с достоинством выйти из щекотливого случая, как бы он, – думал он, – поступил в том рискованном случае, если бы незнакомец, если бы…
   Эта свинцовая тяжесть не относилась нисколько к дешевенькой папироске, протянувшей в высь свою синеватую струечку, а скорее она относилась к угнетенному состоянию духа хозяина. Николай Аполлонович ежесекундно ждал, что беспокойный его посетитель оборвет свою болтовню, заведенную, видимо, с единственной целью – терзать его ожиданием – да: оборвет свою болтовню и напомнит о том, как он, Николай Аполлонович, дал в свое время чрез посредство странного незнакомца – как бы точнее сказать…
   Словом, дал в свое время ужасное для себя обязательство, которое выполнить принуждала его не одна только честь; ужасное обещание дал Николай Аполлонович разве только с отчаянья; побудила к тому его житейская неудача; впоследствии неудача та постепенно изгладилась.
Быстрый переход