| .[8 - Явный намек на Н. А. Полевого.] В Петербурге сейчас же готовы поверить статье и такого критика, который не только безызвестен в Петербурге, но еще и напал на петербургский авторитет; но для этого необходимо нужно, чтоб статья наделала большого шуму между бесчисленным множеством чиновных и литературных авторитетов и авторитетиков. Если в Петербурге выйдет книга, о которой не отозвался ни один критический авторитет, тогда верят первой рецензии, кем бы ни была она написана. Книга в ходу, все хвалят, все превозносят ее; но лишь появилась статья авторитета – книга гибнет – ее все бранят. В полемических перестрелках Петербург всегда верит тому, кто сделал последний выстрел, хотя бы и холостым зарядом. Между писателями в Петербурге так же есть свои авторитеты, как и между журналистами и критиками. Из таких можно особенно указать в прозе на Марлинского, в стихах на г. Бенедиктова. С некоторого времени эти авторитеты уже не у всех на языке, но это не столько от усилий критики, сколько оттого, что первый принадлежит уже к старым писателям, а второй давно уже ничего не пишет[9 - Бенедиктов с начала 1840-х гг. до 1845 г. почти не публиковал новых произведений. В падении авторитетов Марлинского и Бенедиктова большую роль сыграли статьи Белинского «Стихотворения Владимира Бенедиктова» (1835 г.; наст. изд., т. 1) и «Полное собрание сочинений А. Марлинского» (1840 г.; наст. изд., т. 3).]. Зато Гоголь никогда не имел чести быть авторитетом в Петербурге; мало того: в Петербурге сочинений Гоголя не любят и его как автора считают наравне с Поль де Коком за то, что верно копирует только низкую природу[10 - Ср., например, статью Н. А. Полевого о «Мертвых душах», где Поль де Кок сопоставляется с Гоголем к преимуществу первого, ибо он «если… шутит, грязно шутит, зато… и не добивается ни в учителя, ни в гении» («Русский вестник», 1842, № 5–6, отд. III, с. 51). С Поль де Коком сопоставлял Гоголя в это время и Сенковский (см.: «Библиотека для чтения», 1842, т. LIII, отд. VI, с. 51–53).], а петербургская публика средней руки больше всего ценит в писателе изображение сильных страстей на манер Марлинского и хороший тон вроде того, который блестит в бесподобных творениях ее сочинителей, набравшихся хорошего тона в Клубе соединенного общества[11 - Клуб соединенного общества – чиновничий клуб, «воскресший», по словам «Северной пчелы» (1843, № 256), в это время. Членами его были крупные чиновники, артисты, купцы первой и второй гильдии.]. Но из этого отнюдь не следует, чтоб в Петербурге Гоголя не читали, как и везде на Руси. Гоголь пользуется в Петербурге исключительною и, по нашему мнению, самою завидною, самою великою славою: чем больше его бранят, тем больше его читают. Конечно, и в Петербурге, как и везде на Руси, найдется несколько людей, глубоко понимающих и глубоко уважающих талант Гоголя (и Петербург не без исключений в этом роде); но большинство судит о нем так, как судят о нем в Петербурге «почтенные» люди, то есть люди известных лет и уже в чинах. Поэтому есть надежда, что, когда теперешнее молодое поколение Петербурга сделается уже пожилым и «почтенным» поколением, следовательно, приобретет право сметь свое суждение иметь[12 - Ср. реплику Молчалива («Горе от ума», д. III, явл. 3).], мнение большинства будет решительно в пользу Гоголя, отчего, впрочем, эстетическая образованность общества не слишком двинется вперед. Это оттого, что всякий петербуржец знает не только имя Байрона, но и то, что это поэт мрачный и сатанинский; петербуржец охотно готов при случае отпустить несколько громких фраз во изъявление своего высокого уважения к колоссальному гению Шекспира, с которым он познакомился в Александрийском театре. Петербуржца нельзя удивить никаким именем известного автора, никаким названием известного сочинения, словом, никакою знаменитостию: он все знает, хотя и ничем этим не занят внутренно и ни о чем этом спорить не будет. |
