Владимир Даль. Петербургский дворник
Нa дворе погода какая-то средняя, то есть люди заезжие полагают, что она дурна; коренные жители находят, что она довольно сносна, и надеются, что к вечеру еще проведрится, а каретные извозчики ею вполне довольны: езды в крытых экипажах больше. Один дворник метет плитняк, другой, насупротив, на общую пользу салопов и шинелей пешеходов, лакирует чугунные надолбы постным маслом с сажей. – Никак, Иван, у тебя масло-то неваренное? – сказал тот, что с метлой. – А что? – Да так, что-то не слыхать его через улицу; а то, бывало, таки переносит от тебя к нам. – И то сырое. Тут не до варки, а вымазать бы только, чтоб не потянули опять. Чиновники идут средней побежкой между иноходи и рыси, так называемым у барышников перебоем; первый дворник метет размашисто всех их сряду по ногам. Они поочередно подпрыгивают через метлу; один, однако же, миновав опасность, останавливается и бранится. Дворник продолжает свое дело, будто не слышит, и ворчит после про себя, но так, что через улицу слышно: «А обойти не хочешь? Нешто глаз во лбу нету?» Другой дворник, для которого, собственно, острое словцо это было пущено, смеется и, выпрямившись, засучивает несколько рукава, шаркнув себя локтем по боку, передает черную масляную ветошку, для отдыха, из правой руки в левую, а освободившеюся рукою почесывает голову. Порядочно одетый человек останавливается у ворот дома, смотрит на надпись и, оглядываясь, говорит: – Эй, любезный, где здешний дворник? Григорий молчит, будто не слышит; тот повторяет вопрос свой погромче и понастойчивее. – Там, спросите во дворе. Господин уходит под ворота; второй дворник, Иван, смеется: – Ты что ж не отозвался? – Много их ходит тут! – отвечает первый и продолжает мести. В это время извозчик на выездах проезжает шагом, дремля бочком на дрожках; лошадь разбитая, дрожки ободранные, кожа между крыльями прорвана, из-под подушки кругом торчит сено, гайка сваливается с колеса. Дворник с метлой глядит несколько времени вслед за извозчиком, потом выходит на средину улицы, подымает гайку и кладет ее в карман. Колесо с дрожек соскочило, извозчик чуть не клюнулся носом в мостовую, соскакивает, останавливая лошадь, оглядывается кругом и бежит назад. Увидав дворника на пути со средины улицы к плитняку, обращается к нему. – Ты, что ли, поднял, дядя? – Кого поднял? – Да гайку-ту; отдай, пожалуйста! – А ты видел, что ли? – Да чего видел? Отдай, пожалуйста. – Отдай! Что я тебе отдам? Ты бы сперва двугривенный посулил, а там бы говорил «отдай». Спор становится понемногу жарче; извозчик сперва просит, там божится, что у него нет ни пятака, что он только вот выехал; потом пошла брань и крик, в котором, кроме обычных приветствий, слышно только с одной стороны: «Отдай, я тебе говорю, отдай!» – а с другой: «Что я тебе отдам? Да ты видал, что ли?» С этим воинственным криком неприятели друг на друга наступают; дворник Иван, с помазком в руке, пользуется приятным зрелищем и, улыбаясь, отдыхает от трудов; народ начинает собираться, образуя кружок. Какой-то дюжий парень также останавливается и, узнав в чем дело, говорит извозчику: – Да ты что горло дерешь, толкуешь с ним, с собакой? Ты в рыло его, а я поддам по затылку. И едва это было сказано, как и тот и другой, будто по команде, в один темп исполнили на деле это дельное увещание. Народ кругом захохотал. А оглушенный неожиданным убеждением строптивый Гришка, потряхнув слегка головой, достал гайку из кармана шаровар и отдал извозчику с советом не терять ее в другой раз, а то-де ину пору и не воротишь; иной и не отдаст; а за нее в кузнице надо заплатить целковый, да еще накланяешься, да напросишься: вашего брата там много! Зрители, натешившись этим позорищем, разошлись своим путем, оглядываясь по временам назад; извозчик надел колесо, навернул гайку и во все это время бранился. |
