— Что, даже без пластических операций? — не поверила Настя.

— Без какого бы то ни было хирургического вмешательства, — заверил ее Киренко.

Настя широко открыла глаза: перспектива вечной молодости захватила ее.

— Это значит, мы не будем стареть до самой смерти? — воскликнула она.

Профессор кивнул:

— Именно. Но не мы, а наши потомки. Мы с вами до этого, боюсь, не доживем, — заключил Николай Александрович и улыбнулся, заметив, как трагически дрогнули ресницы Насти и как поблек огонь энтузиазма в ее прекрасных глазах.

— Вот так вы все — ученые, — обиженно протянула она. — Сначала поселите в сердце человека надежду, а потом сами же ее и растопчете.

— Такова жизнь, — с грустной улыбкой кивнул Киренко. Затем поднял руку и посмотрел на часы. — Однако мне пора, друзья мои.

— Как пора?

— Почему пора?

— Вечеринка ведь только началась!

Профессор развел руками:

— График, друзья мои. Мне нужно еще пару часов поработать, а потом — стакан теплого молока и на боковую.

— У-у, как это скучно! — протянул кто-то из ребят.

Профессор усмехнулся:

— Кому как. В размеренной жизни тоже есть свои преимущества. С возрастом вы это поймете.

— Да уж придется, — вздохнула ветреная Настя. — Если только к сорока годам я не накоплю себе денег на пластическую операцию.

— Лучше накопи себе денег на новые мозги, — искренне посоветовал ей Кондаков.

Настя замахнулась на него кулачком, но он с хохотом уклонился.

Андрей, Тая и мама Андрея — Мария Леопольдовна — вышли в прихожую проводить профессора.

— Спасибо, что присматриваете за нашим оболтусом, Николай Андреевич, — улыбнулась Мария Леопольдовна.

— Это скорей он за мной присматривает, а не я за ним, — отшутился профессор, натягивая туфли, и, покачнувшись, схватился за ручку двери, чтобы не упасть.

А Андрей веско возразил матери:

— Для кого оболтус, а для кого и «надежда российской науки». Спасибо, что пришли, Николай Андреевич. Жаль, правда, что мало посидели. Кстати, разговор о нравственном совершенствовании человечества мы с вами еще продолжим.

— Обязательно! — пообещал Киренко и пожал Андрею руку.

— Не стой на сквозняке, «надежда науки», — с напускной строгостью сказала сыну Мария Леопольдовна. — Ногу застудишь!

Профессор, собравшийся было, по своему обыкновению, долго и церемонно раскланиваться, посмотрел на загипсованную ногу Андрея, быстро пожелал всем спокойной ночи, наградил Таю и Марию Леопольдовну лучезарной улыбкой и вышел из квартиры.

С уходом профессора за столом стало еще оживленней. Не то чтобы кто-то стеснялся пить в его присутствии, но уважение, которое ребята испытывали к своему педагогу, заставляло их проявлять настоящие чудеса деликатности. (И это при том, что в обыденной жизни никто из присутствующих особой щепетильностью не отличался.) Теперь же над столом витал тот особый дух раскрепощенности, который появляется в любой компании молодых людей, стоит им только избавиться от навязчивою присутствия взрослых.

Проводив профессора Киренко, Мария Леопольдовна ушла к себе в комнату, где уселась в любимое кресло и, положив вязание на колени, продолжила смотреть сериал, постукивая спицами и время от времени поправляя очки на узкой переносице.