У Губанова появилось нехорошее предчувствие: ситуация развивалась черт знает как и постепенно стала напоминать готовую захлестнуться у него на шее петлю.

– Не спускать глаз, – коротко приказал он, с ожесточением задвигая засов. – И не болтать. Все ясно?

– Так точно, – сказал Соловей. – Не беспокойтесь, Алексей Григорьевич, – добавил он другим тоном и посмотрел Губанову прямо в лицо честными серыми глазами. Слишком честными, как показалось майору. – Вы же знаете, наши ребята – могила. Лопатина жалко.

– Лопатина жалко, – согласился Губанов, которому было в высшей степени наплевать на судьбу так неловко наскочившего на пулю прапорщика. – Спасибо, Соловей.

Губанов поднялся на третий этаж и двинулся по коридору, нарочно тяжело ступая по блестящему паркету. Свет в коридоре не горел, в углах жутковато шевелилась черно-фиолетовая тьма, а на полу лежали голубоватые прямоугольники, перекрещенные тенями оконных переплетов.

Майор на секунду замедлил шаг и закурил. У сигареты был вкус сушеного навоза пополам с конским волосом.

– Черт знает из какого дерьма их делают эти американцы, – зло пробормотал майор и двинулся дальше, громко стуча каблуками и вдыхая дурманящий запах подсыхающего на рубашке красного вина.

Затылок ломило со страшной силой, и все, чего ему хотелось в данный момент, сводилось к стакану коньяка, теплому душу и мягкой постели. К сожалению, ему еще предстоял довольно сложный разговор, откладывать который до утра майору очень не хотелось.

Дверь в гостиную была открыта, и из нее пробивалось трепещущее красноватое свечение, бросавшее на натертый паркет теплые оранжевые блики. Оттуда доносилось негромкое потрескивание и пахло живым огнем. Губанов поморщился: ну конечно! Боги восседают на Олимпе, греясь у камина и предоставив смертным самим ковыряться в их божественном дерьме. Харе Кришна, так сказать…

Он вошел в гостиную, твердым шагом приблизился к придвинутому почти вплотную к огню низкому столику и опустился в глубокое кресло, из которого поднялся пару часов назад, чтобы, как выяснилось, отправиться навстречу приключениям.

Шахматной доски на столике уже не было, зато квадратная бутылка была на месте, и ее содержимое горело на просвет глубоким янтарным огнем, вызывая одним своим видом мучительную жажду. В камине весело полыхали березовые дрова, и седая шевелюра сидевшего напротив губернатора светилась, как нимб святого. Бородич был одет в роскошную шелковую пижаму и вид имел самый респектабельный: в одной руке красиво дымится сигарета, в другой отсвечивает янтарем широкий шестиугольный стакан, в котором тихо побрякивают кусочки льда, губы твердо поджаты, глаза задумчиво смотрят в огонь-Губернатор сделал аккуратный глоток из своего стакана, без стука поставил его на столик, придвинул к себе чистый стакан и, подхватив специальными щипчиками, положил в него несколько кусков льда из стоявшего рядом серебряного ведерка.

– Что там у вас происходит? – негромко спросил он, протягивая руку к бутылке.

Губанов отрицательно покачал головой, взял стакан, задумчиво заглянул в него и одним резким движением вытряхнул лед в камин. В камине зашипело, губернатор удивленно приподнял густые брови, а майор отобрал у него бутылку и наполнил стакан до краев.

– Ваше здоровье, – сказал он и без отрыва осушил стакан до дна с таким видом, словно в нем был холодный чай, а не благороднейший скотч.

Губернатор наблюдал за ним с растущим недоумением, все сильнее хмуря брови и барабаня пальцами по мягкому подлокотнику кресла.

– В чем дело, Алексей? – спросил он.