- А если нет?

- Тогда я поступлю так же, как и всегда – по-своему. И проигнорирую все те советы, что мне надавали в отношении вас родители и дядя.

- А что они советовали? – заинтересовался я – Нет, просто как-то не предполагал, что моя скромная особа может интересовать сильных мира сего. Признаться, я, как и вы, так себе журналист, особо громких материалов у меня вообще никогда не было. А тут, оказывается, меня кто-то знает!

- Не вас. Тех, кто стоит за вами. Собственно, только потому мы так мило и беседуем, Харитон Юрьевич. Будь по-другому, я бы столько времени на расшаркивание тратить не стал.

- Резонно. Ну, я пойду?

- Надеюсь на ваше благоразумие – распрямился Голицын – И на то, что уже завтра Шелестова будет переведена в «Московский вестник». Мне бы не хотелось пополнять свой список должников вашей фамилией.

- Надейтесь – разрешил я – Надежда – она всегда умирает последней.

- Кто умирает последним – вопрос спорный – Сергей Сергеевич вернулся за свой стол и опустился в кресло – Доживем – увидим. Кстати, какой у вас перстень неплохой. Работа старых флорентийских мастеров, сразу видно. Я, знаете ли, немного разбираюсь в подобных вещах, моя мама один из лучших экспертов-искусствоведов страны. Даже неожиданно, что такого человека как вы есть подобная редкость. Не продадите? Я бы дал хорошую цену.

- Не продам. Это подарок, а ими не торгуют.

- Все всем торгуют, вопрос только в условиях, на которых совершается сделка. Ну да ладно, думаю, мы по этому поводу еще не раз пообщаемся. Идите, Харитон Юрьевич, более я вас не задерживаю. Работа есть работа, верно?

Надо же, ошибся я в человеке, повелся на стереотипы. А товарищ-то оказался совсем неглупый, крайне целеустремленный и, что печально, с огромным количеством тараканов в голове. Да что там – у него реально серьезные проблемы с психикой. Он, конечно, не сумасшедший в прямом понимании этого слова, но детские комплексы у него явно трансформировались в другое, более серьезное, качество, создав при этом проблемы для окружающих. Для той же Шелестовой, к примеру. Побьется он башкой в закрытую дверь, побьется, а потом дойдет дело до «не доставайся же ты никому», в виде пули или солярной кислоты, выплеснутой в лицо.

И ведь он даже мне на прощание какой-то банальности вроде «Идите и подумайте. Хорошо подумайте» не сказал, что совсем уж настораживает.

Впрочем, на фоне всего того, что со мной творится в последние полгода, это не самая моя большая проблема. Объективно он мне насвинячить сильно не сможет, руки у него для этого коротки, а мелкие пакости меня и до нынешней круговерти меня не пугали. Вся работа коллектива в любых медийных организациях сплетена из всяческих шалостей разного калибра, безудержного флирта разных степеней тяжести, непрестанной нагрузки печени и мелких пакостей всех всем. Если ты к подобному не готов, тебе не стоит в эту сферу соваться, тебе в ней не выжить.

Да и сказано было – те, кто за мной стоит, для него серьезная помеха. И он пока даже не представляет, насколько.

Хотя Ленку, конечно, надо предупредить о том, что она для Голицына то ли мишень, то ли фетиш. Не сомневаюсь, что эта егоза в курсе происходящего, но все же стоит данный факт обозначить. Хотя бы, потому что он для меня чужой, а Шелестова – своя.

- Лен, пошли в кабинет – велел я сразу же после того, как вошел в помещение нашей редакции.

- О как! – восхитился Стройников – Шеф желает снять стресс после общения с новым руководством?

- Киф такой, он может – гукнул из своего угла Петрович – Вот, помню, лет десять назад, когда мы…

- Может нам выйти, погулять немного? – перебив его на полуслове и нехорошо сузив глаза, осведомилась у меня Вика – Ну, чтобы не мешать?

- Да он орать на нее станет – успокоила мою сожительницу Таша – Небось Ленка новому главреду еще тогда, раньше, крепко насвинячила, и теперь за это нашего руководителя нахлобучили в высоком кабинете.