|
Однако он не решается приняться за новую работу. В действительности его постоянно отвлекают от этого проекта мысли сугубо прагматичные. Что сейчас занимает его, так это неотступное желание иметь недалеко от Москвы дом, свой собственный, где он мог бы жить в свое удовольствие, ни у кого не спрашиваясь. «Капитанская дочка» может подождать. Самая настоятельная необходимость – найти убежище, где он мог бы отдыхать душой и телом в ожидании возвращения вдохновения. Играя в открытую, он даже расписывает Надежде в письмах, что думает поселиться со своим неразлучным Алешей на природе, но не слишком далеко от столицы, до конца дней своих. Сначала удивленная этой причудой композитора, обидной для нее с учетом того, что она и так то и дело предоставляет ему собственные владения в России и за рубежом, затем она приходит к мысли, что, не потакая ему в этой странной прихоти, она подорвет свою репутацию безгранично щедрой благодетельницы. Предпочтя полумеры, она предлагает ему небольшой аванс в счет его обычной «субсидии».
Чайковский доволен и этим; он поручает Алеше подобрать идеальное местечко, где они приютили бы свою дружбу. Проинспектировав все окрестности, тот останавливает свой выбор на сдаваемой внаем усадьбе в Майданове, в двух верстах от небольшого городка Клин в Московской губернии. Несколько месяцев спустя владелец сдается, и аренда превращается в покупку, по всей форме, флигеля, там же, в Майданове, неподалеку от главного дома. Вот Чайковский и собственник. Внезапно Надежда чувствует себя лишенной всех своих прерогатив, оскорбленной в самых лучших чувствах. Какое ей дело до того, что там Чайковский пишет симфоническую поэму «Манфред», вдохновленную Байроном, что он переделывает свою старую оперу «Кузнец Вакула», что он взялся за новую оперу, «Чародейка», ведь его произведения больше не рождаются под ее влиянием, в облюбованных ею местах. Работая вне владений фон Мекк, Чайковский и сам перестает принадлежать ей. Под прикрытием простой перемены места жительства он восстал против власти и доброты своей покровительницы. К тому же ей абсолютно не интересны оперы, что бы их ни вдохновило. Ей кажется, что, убегая от ее присмотра и декораций, которыми она обставляет жизнь, Чайковский сбивается с пути. Ее печалит, что он снова уступил соблазну смешать чистую красоту музыки с искусственным украшательством, приемлемым разве что для спектакля, и пишет ему об этом без обиняков. Но, разумеется, он сдавать позиции не намерен. Словно он должен перед ней извиняться! «Вы правы, – отвечает он ей, – относясь к этому, в сущности, ложному роду искусства недоброжелательно. Но есть нечто неудержимое, влекущее всех композиторов к опере: это то, что только она одна дает Вам средство сообщаться с массами публики». Надежда тут же делает вывод, что он собирается посвятить свое искусству вкусу, зачастую вульгарному, толпы и своих новых друзей, в ряд которых она ставит Алешу, Боба и нескольких куртизанов высокого полета. Несмотря на разницу в возрасте и положении, все они в ее глазах – клан врагов, ведь они крадут у нее сердце любимого человека. Она застает себя за мыслями о том, что желает, чтобы он поскорее уехал за границу, дабы стряхнуть с себя гипноз, в который погрузило его мужское окружение. Он действительно отправляется в свое ежегодное продолжительное путешествие, но, увы, в обществе Алеши, который следует за ним, словно тень. В Тифлисе афиши кричат о его «Евгении Онегине», затем о «Мазепе»; в Париже издатель Макар становится промоутером его музыки во Франции; здесь же Чайковский встречается с Полиной Виардо, у которой он с набожным трепетом берет в руки партитуру Моцарта «Дон Джованни» с автографом, посещает нескольких композиторов и дирижеров, которые принимают его как одного из величайших музыкантов его страны. Заключенной в Плещееве Надежде остается лишь вдыхать исходящий от писем «неблагодарного» аромат успеха, который день ото дня все больше ободряет их и все больше отдаляет друг от друга. |
