Манифест о кончине бывшего императора был опубликован 7 июля 1762 г. В нем, разумеется, ни слова не сказано о насильственной смерти, а изложена официальная, далекая от истины версия о ее причине: «В седьмой день после принятия нашего престола Всероссийского (то есть 5 июля. — Н. П.) получили известие, что бывший император Петр Третий обыкновенным и часто случавшимся ему припадком геморроистическим впал в прежестокую колику. Чего ради, не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению ближнего своего, тот час повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следств из того приключений, опасных к здравию его и к скорому вспоможению врачеванием. Но к крайнему нашему прискорбию и смущению, вчерашнего вечера (то есть 6 июля. — Н. П.) получили мы другое, что он волею Всевышнего Бога скончался».

Нет надобности утруждать читателя доказательствами лживости манифеста, она очевидна и без них. Равным образом нет надобности утомлять читателя доказательствами того, когда наступила смерть Петр Федоровича, важно, что она была насильственной и что к ней, если не непосредственно, то косвенно оказалась причастной императрица.

Отмечу, в обстоятельствах смерти Петра Федоровича не все до конца выяснено, иногда свидетельства современников противоречат друг другу. Так, секретарь датского посольства Шумахер писал об убийстве Петра, состоявшемся 4, а не 6 июля, как сообщает манифест, а убийцей назван не Федор Барятинский, а швед Швановиц: «Сразу же после увоза этого слуги (Маслова. — Н. П.) один принявший русскую веру швед из бывшей лейб-кампании Швановиц? человек очень крупный и сильный, с помощью некоторых других людей жестоко задушили императора ружейным ремнем».

О заранее задуманном убийстве, а не возникшем споре свидетельствует также удаление из Ропши камер-лакея Петра Маслова. По свидетельству Шумахера, Маслов, вышедший в парк подышать свежим воздухом, по приказанию какого-то офицера был схвачен и отправлен неизвестно куда рано утром 4 июля. По версии Орлова, Маслов занемог и отправлен в столицу. Существует мнение, что убийцы императора стремились избавиться от лишнего свидетеля, но это утверждение обосновано логикой событий, а не фактами.

Клавдий Рюльер, начавший свое повествование о перевороте с заявления: «Я был свидетелем революции, низложившей с Российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку». В его сочинении много достоверного, но и немало сведений о событиях, свидетелем которых он не был и получил их из вторых рук. К ним, например, относится и реакция Екатерины на полученное письмо Алексея Орлова, извещавшее ее об убийстве Петра III: «Но что достоверно, это то, что в тот же день, когда оно (убийство. — Н. П.) произошло, императрица весело принималась за свой обед, когда вдруг вошел этот самый Орлов, растрепанный, весь в поту и пыли, с разодранной одеждой, с лицом взволнованным, выражавшим ужас и торопливость. При входе блестящие и смущенные глаза его встретились с глазами императрицы. Она встала, не говоря ни слова, прошла в кабинет, куда он за ней последовал, и через несколько минут приказала позвать туда графа Панина, уже назначенного министром.

Она сообщила ему, что император умер, и советовалась с ним о том, как объявить народу об этой смерти.

Панин посоветовал дать пройти ночи и распустить это известие на другой день, как будто оно было получено в продолжение ночи. Приняв этот совет, императрица возвратилась в столовую с прежним спокойным видом и так же весело продолжила свой обед.

На другой день, когда объявили о том, что Петр III умер от геморроидальной колики, она вышла, заливаясь слезами, и выразила горечь свою в особом манифесте».

Приведенный текст является единственным описанием реакции Екатерины II на известие о смерти супруга. Оно свидетельствует, во-первых, о наличии у его автора литературного дарования передать напряженную атмосферу во дворце, обусловленную получением известия о случившемся.