Допущенная своим опекуном к столу даже в присутствии гостей, она с первого взгляда пленила Алексея Михайловича. Высокая, с матовой кожей и черными глазами, опушенными длинными ресницами, обладающая скромными манерами, Наталья была олицетворением набожности и порядочности, мягкости и покорности. Она была на двадцать лет моложе царя, но разница в возрасте не беспокоила высокого гостя. Напротив, он рассчитывал, что ее свежесть сможет воскресить его угасшие чувства. Бремя усталости и болезней давило на него, и царь считал, что присутствие рядом молодой супруги его излечит. Пригласив всех боярских дочерей в Кремль на смотрины, он отдал дань традиции, хотя заранее знал имя той, которая разделит с ним ложе.
Свадьба была сыграна 22 января 1671 года. На следующий же день многочисленный и взыскательный клан Милославских, бывший в фаворе в Кремле во времена покойной царицы Марии, уступил место не менее многочисленному и не менее требовательному клану Нарышкиных, пришедшему с новой царицей Натальей Кирилловной. Несмотря на надменность вновь прибывших и тихую ненависть сдающих свои позиции, многие отметили очарование царицы. Патриарх Никон, имевший репутацию честолюбивого раскольника, ценителя женской красоты, привязался к ней и ни на шаг не отходил от новой царицы. Другим «воздыхателем» красавицы Натальи Кирилловны стал скромный придворный Тихон Стрешнев. Говорят, что царь закрывал глаза на ухаживания разных «молодцов», вьющихся вокруг его супруги.
30 мая 1672 года, по принятому в то время в России календарю, царица явила миру сына. Ребенок был крещен с именем. Никто и представить пока не мог, что его будут величать Петром Великим, хотя астрологи и предсказали ему великое будущее. День его рождения был отмечен тем, что вблизи планеты Марс внезапно появилась звезда, а также и тем, что армия Людовика XIV под предводительством Конде и Туренна готовилась перейти Рейн. По мнению специалистов, эти военные события предсказывали, что перед новорожденным откроется увенчанная славой военная дорога.
Царь в знак благодарности Всевышнему помиловал нескольких узников, простил долги государственным должникам, а потом выкатил бочки с водкой и устроил пир, накрыв стол на 400 персон. Было подано 120 блюд, а в завершение трапезы вынесли десерты: огромный леденец в форме орла, утку, канарейку и попугая из сахара; сделанный из сладкого теста и раскрашенный в соответствующие цвета Кремль со стенами, башнями, пушками, пешими и конными воинами. Пока объевшиеся гости делали над собой усилия, чтобы проглотить еще какое-нибудь лакомство, акробаты, танцовщики и музыканты изо всех сил старались отвлечь гостей от содержимого тарелок. На следующий день, следуя европейским традициям, боярин Артамон Матвеев, чья воспитанница стала царицей, устроил спектакли в своем доме и во дворце. Большая часть пьес была сыграна на немецком языке, немецкими актерами, набранными в поселениях иностранных ремесленников в столице. А ученый монах Симеон Полоцкий, воспитатель царских детей, написал специально по этому случаю две пьесы по-русски: «Чудесный мальчик» и «Навуходоносор».
Больше всего Алексея Михайловича радовало то, что впервые его наследник родился крепышом. Все его предыдущие дети с колыбели отличались некрасивой внешностью с явными признаками дегенерации. Этот мальчик был сильным, красивым и резвым. Разница была настолько очевидна, что злые языки оспаривали происхождение Петра. Некоторые намекали, что царь, ослабевший с годами и истощенный болезнью, на склоне лет никак не мог стать отцом такого пышущего здоровьем младенца. Называли даже имена возможных отцов: патриарх Никон, исполин, сильный от природы, человек горячий и гениальный; или субтильный и энергичный Тихон Стрешнев, который был близок государю и Наталье Кирилловне. Даже спустя много лет Петр, терзаемый сомнениями относительно своего происхождения, во время одного из банкетов громко воскликнет, обращаясь к графу Ивану Мусину-Пушкину: «Этот, по крайней мере, знает, что он сын моего отца! А я так и не знаю точно, чей же я сын!» И, подлетев к Тихону Стрешневу, продолжит пьяным голосом: «Скажи правду, ты мой отец? Не смей ослушаться! Говори, ничего не бойся, или я тебя удушу!» – «Государь, – отвечал Стрешнев, – я не знаю, что вам сказать: я был не единственным…» Петр закрыл лицо руками и, пошатываясь, вышел из зала. |