- Нет, я не видел, меня там, конечно, не было. Но, дело в том, что мне это сообщил человек, который там был и был свидетелем тому!
* * *
ЦАРСКОЕ СЕЛО. ОКРЕСТНОСТИ АЛЕКСАНДРОВСКОГО ДВОРЦА. 6 марта (19 марта) 1917 года. Дело к полудню.
Заснеженная площадка перед воротами была полна суетящимися журналистами, которые конкурировали с фотографами и кинооператорами за лучшее место. За закрытыми воротами угрюмо стояли нижние чины Гвардейского Флотского Экипажа, которые морщились от вспышек и воротили лица от объективов, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Но это нисколько не смущало собравшуюся репортерскую братию, которая томилась в ожидании главного действа, а потому находила себе посильные развлечения, обмениваясь остротами и комментируя происходящее.
Настроение у газетчиков было прекрасным. День, столь неожиданно начавшийся известием о том, что их приглашают оказаться в самом скандальном месте сегодняшнего утра, причем доставят их туда с небывалым и вкусным комфортом, да еще и разрешат писать об этом событии безо всякой цензуры не могло оставить равнодушным никого из акул пера. Тем более что обеспечивался этот вояж по высшему разряду, а новый глава нового государственного телеграфного агентства лично гарантировал максимальное содействие. К тому же господина Суворина все знали если не лично, то уж точно все были наслышаны о нем, как о крупном издателе. Так что его слова имели серьезный вес в газетной среде.
Близился полдень и репортерская братия оживилась, увидев едущую к воротам машину в сопровождении гордых горцев из Черкесского конного полка. Их профессиональное чутье подсказывало, что наступает кульминационный момент событий, и каждый из присутствующих газетчиков уже прикидывал текст своей телеграммы в редакцию и размышлял о том, как угадать с решением вечной журналистской проблемы - как, с одной стороны, опередить конкурентов с отправкой горячей новости, а, с другой стороны, как не убежать раньше самых важных событий или заявлений, и не кусать себе потом локти от досады на свою спешку и глупость, бессильно взирая на успех своих более мудрых и терпеливых коллег. Впрочем, всегда был шанс и, что называется, пересидеть событие, когда о нем уже все рассказали, а ты, бесславно потративший время впустую, униженный и раздавленный возвращаешься к себе в редакцию под смешки коллег и гневные очи редактора. И угадать тот самый золотой момент часто было не меньшим искусством или везением, чем добыча самой сенсации.
Но вот авто остановилось и газетчики, словно гончие, ринулись вперед, теснимые своими коллегами ничуть не меньше, чем спешившимися горцами, которые расчищали путь от машины до ворот образуя коридор. Притихшая и приспособившаяся к секундному равновесию пишущая и снимающая публика вновь взорвалась возгласами и вопросами едва только из чрева автомобиля показалась сама вдовствующая Императрица, которая ступила на снег, опираясь на галантную руку Великого Князя Александра Михайловича.
Мария Федоровна холодно оглядела собравшихся, игнорируя все вопросы и с большим трудом сдерживая свое презрение к этим писакам, которых за каким-то дьяволом пригнал сюда ее Августейший сын. Причем мало того, что пригнал, так еще и фактически принудил ее (ЕЕ!) играть роль в этом третьесортном водевильчике на потеху всем этим безродным хамам! Ничего, несколько шагов до ворот она как нибудь потерпит, а уж на территорию самого дворца Никки весь этот сброд точно не допустит! Она встретится с сыном и внуком, она сумеет убедить и добьется своего. А затем она просто сядет в авто и уедет к ждущему ее Императорскому поезду, игнорируя всех этих суетящихся газетчиков. Пусть Сандро общается с ними, если ему так хочется. В конце концов, она сюда приехала вовсе не для того, чтобы отвечать на вопросы всей этой своры!
Из-за ворот показался офицер и она потребовала:
- Я желаю видеть Великих Князей Николая Александровича и Алексея Николаевича! Потрудитесь меня сопроводить, господин офицер!
Однако, вопреки ее ожиданиям, ворота не распахнулись. |