— Бе-е-е! — проблеял я. — Ага, испугались?

Они вздрогнули. Но не похоже, чтоб особенно испугались.

Ева бросилась меня обнимать. Оскар сгрёб меня в охапку и подбросил в воздух. Про бутерброд он совсем забыл. И раздавил его об мою спину.

— А это что такое? — сказал он, поглядев на расплющенный бутерброд у себя в руке.

Он рассмеялся и зашвырнул его прямо в потолок.

Вечером, перед сном, Оскар пришёл и сел ко мне на кровать.

Сначала он молчал. Я тоже молчал. Теперь, когда голос ко мне вернулся, слова были вроде и ни к чему. Рядом у меня был аквариум с немыми рыбами и мой деревянный поросёнок, тоже неговорящий. Лотта сидела перед зеркалом и усердно разучивала новую рожу под названием «очень-преочень радостная рожа».

В ногах кровати стоял подводный бинокль, который мы со Стаффаном когда-то смастерили. Оскар поглядел на него и задумался.

— Петтер, — сказал он.

— Ну? — сказал я.

— Помнишь, я как-то говорил, что надо бы нам съездить на рыбалку? Ты помнишь?

— Ага, — сказал я.

— Так и не получилось, — сказал он.

— Ага, — сказал я.

— А вы со Стаффаном ещё подводный бинокль тогда смастерили. И напустили целую ванну головастиков. Помнишь?

— Ага, — сказал я.

— Я вот подумал, а почему бы нам теперь не съездить? На рыбалку-то.

— Ага, — сказал я.

— Вот только поправишься, — сказал он. — Можно будет всех прихватить, и Еву, и Лотту, и Стаффана, и Бродягу.

— Ага, — сказал я.

— И вашего Могиканина тоже, — добавил он, подумав. — Не стоит, пожалуй, бросать его одного. Может, он боится темноты.

— Ага, — сказал я.