Ни одна из восьми собак и в подмётки не годилась Последнему-из-Могикан. Мне это было яснее ясного. Зрители будто взбесились: орали как сумасшедшие и так хлопали, что, наверное, отбили себе все ладони. Многих из них я знал — я видел их на том суде, когда судили Бродягу с его поросёнком.

Оставалось последнее испытание: бег с препятствиями. Мы очень волновались. Да разве нашему Могиканину, с его короткими и кривыми ножками, обогнать когда-нибудь этих натренированных, поджарых собак? Чёрный Бисмарк стиснул челюсти, как видно, твёрдо решив победить или умереть. У него и в других видах соревнований результаты были лучше всех, если не считать поросёнка.

Собак выстроили в ряд. Ждали только сигнала старта.

Прозвучал сигнал — и Бисмарк сразу же вырвался вперёд. А Последний-из-Могикан сразу же оказался в хвосте, хоть и бежал что есть силы.

— А, безнадёжное дело, — махнул рукой Стаффан.

— Ну и подумаешь, — сказал я. — Всё равно он молодец.

— Молодец-то молодец, а всё ж таки обидно, — пробурчал Стаффан.

Зрители дружно поддерживали Последнего-из-Могикан. Только и слышно было его имя. Иногда только кто-нибудь крикнет: «Смелый!» Или там: «Денди!» А то бы можно было подумать, что это одиночный забег.

Вдруг зрители повскакали с мест и стали кричать «Ура!», «Ура!».

Оказалось, что когда Последний-из-Могикан одолел кое-как первое препятствие, он — наверное, от радости — вдруг гавкнул по-собачьи, но только очень странно, с каким-то подвизгиваньем, и этот странный лай явно сбил остальных участников с толку. Лай был вроде бы собачий и в то же время совсем не собачий. Собаки не знали, видно, что и подумать. Они стали все оборачиваться, чтоб поглядеть, что это за существо там у них за спиной. В результате одна собака плюхнулась прямо в ров с водой. Вторая споткнулась и кувырком перелетела через препятствие.

Бисмарк и тот встревожился. Он задержался на минутку и покосился назад.

Перед каждым препятствием повторялась та же история. Последний-из-Могикан визгливо гавкал раз-другой — и обалдевшие собаки спотыкались, валились кулём с разных там заборов или плюхались прямо в воду.

Некоторым собакам этот странный лай так, видно, подействовал на нервы, что они вообще сошли с дорожки и, скуля, побежали к разозлённым хозяевам, поджав свои породистые хвосты.

К финишу шли уже только двое из участников. — Последний-из-Могикан и Бисмарк.

— Жми, жми, Пятачок! Дуй живее, вверх крючок! — кричали ему хором болельщики.

— Могиканин! Могиканин! — орал я до хрипоты.

Лотта так и подпрыгивала на месте. Бродяга дёргал себя за бороду. Ева размахивала руками и так размахалась, что задела огромную соломенную шляпу на голове какой-то собачницы, и шляпа свалилась. Ветер подхватил шляпу, взвил её вверх и, покружив, положил прямо к ногам тощей гончей, которая тут же принялась её жевать.

Бисмарк и Последний-из-Могикан шли теперь ухо в ухо. Оставалось ещё только одно препятствие — и всё, финиш. Невозмутимый Бисмарк тоже вроде бы немножко нервничал. Он уже приготовился прыгнуть, спружинив мощными мускулами задних ног, и Последний-из-Могикан тоже изготовился оттолкнуться своими копытцами.

— Бисмарк! Давай! — взревел Голубой.

— Храв! Храв! — визгливо гавкнул-хрюкнул Последний-из-Могикан прямо в ухо Бисмарку.

Такого не смог выдержать даже этот толстокожий дог, носивший имя Железного канцлера. Он улёгся вдруг на землю и зарылся головой в траву.