— Отдых? — Норри выглядела возмущенно. — В Канун Всех святых? Чем ты думаешь?

— Просто…

— Работай и больше не отлынивай, пожалуйста, — сказала с тревогой на лице Норри. — Нам нужна вся морковка, если мы не хотим голодать зимой.

— Я все соберу, — пообещала я, надеясь ее успокоить.

Норри перестала хмуриться, но ее спина была напряжена, когда она склонилась над капустой.

Я обхватила руками зелень морковки и вздохнула. Канун Всех святых, тридцать первое октября. Каждый год я боялась этого дня. Норри всегда была строгой насчет пения, но в этот день она была ужасной. С рассвета до заката она постоянно находила нам работу, мы уносили урожай и запирались в доме на ночь.

— После заката, — говорила она, — приходит настоящая опасность. Ходят духи, вредят всем. Мы должны защититься.

Возможно. Но для меня подготовка казалась бесконечным грузом, и я никогда не видела вреда, о котором говорила Норри.

А пение…?

Нет. Если вредом было пение, то она бы так и сказала. И еще светило солнце. Хоть оно и было низко, но до ночи еще оставалось время.

Но я начала работать усерднее, потому что была в долгу перед Норри. Семь лет она в одиночку растила меня, порой ругаясь и вздыхая, но всегда с любовью. А теперь она постарела, у нее стало меньше сил, и я знала, что мне пора возвращать долг, заботиться о ней. Если она хотела собрать урожай до ночи, мы так и сделаем.

И я надергала гору морковок, и когда Норри в следующий раз посмотрела на меня, она радостно улыбнулась. Но пока я работала, я думала о своем. Часть меня прислушивалась к пению. Другая часть хотела, чтобы жизнь была чем-то большим, чем сбор урожая и суеверия Норри.

Я знала, что на острове были красивые места: пляжи с шелковым белым песком, скрытые пещеры, полные ракушек, рассвет у моря. Но это не красило нашу изоляцию или постоянную утомительную работу.

Наша жизнь в Англии была не такой. Я помнила дом у моря, яркие ткани, которым мама все украшала, гости рассказывали истории у костра. И у меня были отрывки воспоминаний о временах еще раньше, и они были яркими и разными: игра в прятки в главном зале замка, маленькая мансарда у реки Темзы, запах леса.

— В те годы мы часто переезжали, — рассказывала Норри. — Я не виню твою мать, отмечу. Она должна была как-то жить, ведь твой отец умер до твоего рождения, оставив ее одну. Но, господи, тело не может все время путешествовать. Лучше найти место и осесть там, так я скажу.

Она придерживалась своего мнения. Она так глубоко вросла в этот остров, что я боялась, что она откажется от спасения, если такое произойдет.

Я бы уплыла на корабле. Я хотела увидеть что-то новое, хотела приключения, а не жизнь, ограниченную островом. И больше всего я хотела свободы, ведь Норри становилась все строже и управлял всем, начиная от того, что было на завтрак в воскресенье, заканчивая тем, сколько бревен нужно бросать в камин.

Вздохнув, я собрала морковку. У Норри было много правил и насчет сбора урожая и его сортировки, как и насчет хранения и времени, когда можно употреблять собранное.

Я поймала себя на мольбе.

Корабль. Прошу, пришлите корабль.

Но что толку? Я ждала, смотрела и надеялась семь долгих лет, и никакого корабля не появилось.

Семь лет, а спасения на горизонте не было. Семь долгих лет на этом острове. А сколько еще будет лет?

Кривясь, я встала и бросила морковь в корзинки. Они стучали, падая грудой, и тут я снова услышала пение.

Ноты окружали меня, в этот раз они были сильнее, звучали быстрее.