Алана Инош. Певчее сердце
1. Знакомая незнакомка Она сидела в гримёрке, неподвижно глядя на своё отражение в зеркале. Даже не верилось, что ей уже за сорок: по-прежнему безупречный, точёный овал лица, гордые скулы, чувственные губы, прямой греческий нос, огромные, полные затаённой нежной боли тёмно-карие глаза и трагические, темпераментные брови. Эта нежность и страсть мерцала в её зрачках всегда, становясь приглушённой лишь в редкие моменты полного покоя и расслабления. Ткань концертного платья контрастировала своей чернотой с кожей её декольте, тяжёлые серьги подчёркивали изящество длинной шеи. Волосы, убранные в объёмную причёску, не потеряли своей густоты, но приходилось их окрашивать, чтобы скрыть обильный серебряный налёт инея. Она была жгучей брюнеткой от природы, наследственно склонной к раннему поседению. Её ждал переполненный зал — настоящий аншлаг. После долгого молчания о ней не забыли, её помнили и любили — как прежде. От этого сердце содрогалось в той самой нежной боли, которую отражали её страстные южные глаза. Она вздрогнула, увидев в зеркале фигуру в смокинге и с великолепным букетом роз в руках. Лицо было незнакомым, но пронзительно-голубые глаза она узнала бы из тысяч других глаз — вызывающе-ласковые, наглые, насмешливые. Певицу поначалу привели в недоумение мужской костюм и очень коротко стриженная голова с крошечными блёстками серебра в щетине на висках; она резко обернулась и поднялась на ноги, глядя незнакомцу в глаза, охваченная холодом предобморочной дымки. Но сознания она не лишилась — не из того теста была, чтоб в обмороки хлопаться. За её плечами стоял богатый опыт: вызовы на допросы, слежка правоохранительных органов, разрыв рабочих, творческих и дружеских отношений с теми, кого иметь в кругу «своих» совесть и принципы ей не позволяли. Чего только не было: закрытые перед лицом двери, боль и кровь потерянной маленькой жизни, остановка сердца и глухое, беспросветное безголосье. Ничто на свете уже не могло её напугать. Она лишь протянула вперёд руку, чтобы хотя бы таким образом сократить расстояние до незнакомца со знакомыми глазами, потому что её ноги как будто прилипли к месту. А тот сам шагнул к ней и прильнул к тыльной стороне её кисти ласковыми, жадными губами. За этим поцелуем тоже многое стояло — в двух словах и не рассказать. — Да, Маша, это я. Пришлось изменить внешность, чтобы выжить. Тяжёлые накладные ресницы Марии дрогнули, на красиво очерченных, покрытых тёмной помадой губах проступила горьковатая усмешка, а в глазах мерцала пронзительная, нежная боль-радость. — Ты всегда была авантюристкой, но чтобы настолько... Господи, ты же в розыске! Неужели ты решилась рискнуть свободой ради моего концерта? — Такое событие я не могла пропустить, — улыбнулась переодетая мужчиной гостья. — Ради тебя, Маш, не только свободой, но и жизнью рискнуть стоит. Мне хотелось увидеть триумфальное возвращение примадонны на сцену. Наконец-то твой голос вернулся! Ресницы Марии чёрным пушистым щитком скрыли затуманенный влагой взгляд, она покачала головой на горделивой шее. — Влада, зачем?.. Это же опасно для тебя. Ты могла бы посмотреть концерт в записи.
— Это совсем не то, Маша. Чтобы услышать это чудо вживую, стоит рискнуть всем на свете.2. Настойчивое приглашение Когда родилась Маша Климова, до конца существования СССР оставалось ещё восемнадцать лет. Её отец был директором крупного универсама, поэтому в семье всегда царил достаток, и мать могла себе позволить не работать: на неё не распространялся закон о тунеядстве, так как она была замужем и растила троих детей. Она вышла из профессорской семьи, до брака успела совсем немного поработать учителем младших классов, а с рождением детей стала домохозяйкой. Старший брат Маши умер в детском возрасте, осталась лишь сестра Галя. |
