После пресс-конференции она поднялась к себе в номер, чувствуя головокружение и гул в висках, обыкновенные при лёгком недосыпе, но хотя бы сердце уже не кололо — и на том спасибо. Но оно отозвалось тревожным ёканьем, когда раздался звонок мобильного.

— Привет, Борь, — поздоровалась она с мужем, опускаясь в кресло. Улыбка придавала её голосу тёплое звучание. — Концерт вчера отработала, всё прошло на высоте. Только что отделалась от прессы. Погода тут снежная-снежная. М-м... Новым годом пахнет!

— Я рад, что всё хорошо. — Голос мужа звучал сдержанно, без ответного тепла.

Сердце похолодело в предчувствии.

— Борь, что-то случилось?

Пауза, и муж проговорил:

— Маша, мне всё известно. Я готов тебя отпустить. Развод ты получишь без проблем. Из-за имущества мы с тобой, надеюсь, не разругаемся.

Сердце звенело, застыв ледышкой в снежной пустыне.

— И давно ты... в курсе?

— Давно. Ещё до свадьбы знал.

— Ты... следил за мной?

— Маш, ну зачем мне опускаться до слежки? У меня есть свой... источник. Называть не буду, не обессудь.

Слёзы пробились к глазам, потекли по мертвенно-холодным щекам.

— Борь... Прости меня. Не держи зла, прошу тебя. Ты — лучший из людей в этом мире. Я всегда уважала тебя и восхищалась... И буду впредь. Я знаю, что совершаю большой грех... Что виновата перед тобой. И за это я готова ответить перед Богом. Если я поплачусь за это уже в этой жизни, что ж — пусть будет так. Я всё приму и понесу крест. Прости за этот высокий пафос, Борь... Знаешь, мне всегда хотелось назвать тебя отцом. Я очень скучаю по папе, его могилку совсем уже затянуло, и меня совесть гложет, что не ухаживаю. Мама тоже забросила... Прости, это лишнее, наверно. И к делу не относится. Насчёт имущества... Считаю справедливым отказаться от всего. Мне не нужно ни копейки. Спасибо тебе за всё. Прости ещё раз.

С каждым словом слёзы текли, рождаясь в глазах тёплыми, а к подбородку совсем остывая. Голос садился, под конец сойдя в хрип. В горле невыносимо саднило и першило, оно стискивалось и давилось звуками.

— Маш, что у тебя с голосом? — с тревогой спросил муж. —  Ты ещё минуту назад разговаривала нормально...

— Не знаю, Борь. Мне всё равно сейчас, — прохрипела Мария.

— Покажись врачу срочно.

— Плевать.

— Маша, ЭТО ТВОЙ ГОЛОС!

— Да пропади он пропадом...

— Не говори так! Ты знаешь, что слова и мысли — материальны.

— Ничто уже не имеет значения, Борь... Прости...

Палец нажал кнопку, прерывая звонок, телефон мягко выскользнул из повисшей с подлокотника кресла руки и с глухим стуком упал на ковровое покрытие. В дверях стояла Катя, и Мария подняла на неё застывшие, страшные, словно бы выжженные глаза. Мёртвые, как две заброшенные могилы.

— Это от тебя Борис узнал? Ты и есть... источник?

Катя молчала, но подтверждение и не требовалось, ответ витал в воздухе. Таким же страшным, мёртвым шёпотом Мария просипела:

— Осуждаешь меня, наверно? Мне всё равно, думай, как тебе угодно. Но если хочешь знать, я мужу не изменяла. Никогда.

— Не мне вас судить, Мария Дмитриевна, — глухо проронила Катя. — Вам не пристало оправдываться передо мной.

Страшный шёпот, страшный взгляд Марии — всё это отразилось в её зрачках горечью и ужасом.

— Верно, Бог рассудит. Но нам с тобой придётся расстаться, я больше не смогу тебе доверять. Спасибо за прекрасную работу в течение всех этих лет, дальше наши пути расходятся.