— Машунь, не знаю, что бы я без тебя делала. Спасительница моя... Люблю тебя.

Покрытые толстым, жирно-скользким слоем помады губы крепко впились в рот Марии, и той уже было плевать на собственный макияж, испорченный этим поцелуем, во время которого Влада стащила с головы парик, как будто тот ей мешал.

Свет фар выхватил из морозной тьмы голосующего человека. Влада воскликнула:

— Маш, это Костя! Притормози, подберём его!

Дверца со стороны водителя открылась, и недоумевающую Марию пересадили на заднее сиденье.

— Всё, солнышко, дальше Костя сам поведёт, — объяснила Влада, садясь рядом с ней. — Расслабься, родная.

Невозмутимый Константин обернулся к ним и слегка поклонился Марии, взяв зимнюю кепку за козырёк и церемонно приподняв её над головой, по-прежнему отполированной до блеска. У Марии вырвался нервный смешок, а в груди разливалось тёплое облегчение. Не то чтобы она питала к помощнику Влады горячие дружеские чувства, но сейчас обрадовалась ему, как родному. Интересно, Влада покупала его верность за деньги, или он служил ей по зову сердца? Шестое чувство Марии почему-то склонялось ко второму варианту. Он сменил её за рулём, а она, уткнувшись в плечо Влады, затряслась.

— Машенька... Ну что ты, что ты, родная! — успокаивала та, обнимая её. — Всё хорошо... Ты умница, всё получилось.

Не особенно обращая внимание на присутствие Константина, Влада поцеловала Марию. Они почти ни на миг не отрывались друг от друга, только один раз прервались, чтобы со смехом стереть влажной салфеткой размазанную помаду, которая превратилась в чёрт знает что от страстного слияния их губ. На салфетке остались яркие, похожие на кровь следы, а их чистые и гладкие, чуть влажные от лосьона губы опять устремились друг к другу. Больше никакой скользкой и липкой, пачкающей «смазки» между ними, ничто не отвлекало и не мешало им соединиться в головокружительно долгой сладости. Влада так и не надела парик снова, и сочетание броского макияжа, вечернего платья и длинных перчаток выше локтя с её стриженой головой выглядело забавно.

— А если у самолёта тебя тоже ждут? — осенил Марию внезапный ужас.

— Тогда мне конец, — сказала Влада.

— Ты так спокойно это говоришь, — содрогнулась Мария.

— А смысл биться в истерике? — невесело усмехнулась Влада. И тут же взмахом ресниц сбросила из взгляда жёсткость, привлекла к себе Марию, прижалась щекой. — Милая, я надеюсь, там всё в порядке. По крайней мере, по нашей информации, аэродром чист, место нашей посадки не засекли. Ты сразу услышишь двигатели. Если мы взлетели — порядок. Если тишина — ну, значит, всё. Машунь, ты чего дрожишь? Замёрзла? Иди ко мне...

На Владе кроме платья была лишь лёгкая меховая накидка, и она сняла её, укутав Марию поверх её шубки. Мария пыталась протестовать, но Влада была непреклонна. Сердце кричало и стонало, не желая отпускать её, при каждом ударе в него вонзалась иголочка, но Мария не обращала на это внимания. Влада, держа её лицо ладонями, как будто хотела насмотреться впрок — её глаза жадно и нежно пожирали Марию, а губы почти непрерывно впивались крепкими до боли, отчаянными поцелуями. Тут и впрямь было не до Константина, превратившегося в молчаливого водителя.

— Маш, Ксюшку от меня поцелуй... Мне очень, очень хотелось её обнять. Моё сердце остаётся с вами, мои родные девочки. Люблю вас обеих...

Мария уже не видела, куда они едут: глаза застилала пелена слёз, а сердце, загнанное, исколотое болью, как решето, билось из последних сил. Машина остановилась, Влада сжала руками в длинных перчатках запястья Марии.

— Машенька, мне пора. Времени нет на долгое прощание, просто поцелуй меня ещё раз.