Ясмина выбежала на балкон, напуганная низким гулом в небе, и глянула вверх. Поначалу было два-три самолета, но их становилось все больше. Они надвигались со стороны моря как стая саранчи, закрывая солнце. Самолеты летели очень низко, они шли на посадку на недалеком аэродроме Эль-Ауина. Ясмина разглядела на серебристых хвостах черную свастику.

То были не американцы, то были немцы.

Тени самолетов проносились по головам детей.

Радио «Алжир-франсез», позицию которого было не понять, часами крутило «Марсельезу». В Эль-Ауине что-то взорвалось – это загорелся при посадке один из немецких самолетов. Однако французы, которые контролировали аэродром, не оказали сопротивления – они открыли немцам город. Ночь горожане провели на балконах, вглядываясь в небо. Гул моторов перекрывал шум морского прибоя. В темноте это было особенно жутко. Но где же сами немцы? Сколько их повылезло из чрева самолетов? И что они задумали?

Немцев пока еще никто не видел.

– Никто не покидает дом, – пробормотал Альберт.

– Не беспокойся, папа́, в отеле мы в безопасности.

– Ты останешься здесь, и basta! – воскликнула мама.

Виктор упорствовал:

– Мы итальянцы, нам они ничего не сделают.

– Сынок, ты не знаешь, на что способны люди.

– Но боши как-никак союзники итальянцев. Вот увидишь, нам теперь будет легче!

– Ты не знаешь, что они в Италии делают с евреями?

– Ты думаешь, они будут проверять, обрезанный ли я? Если они нас задержат, я просто крикну: Viva il duce!

Альберт тревожно глянул на Ясмину, и без всяких слов было понятно, о чем он думает, – по ней сразу ясно, что никакая она не итальянка. Ее настоящие родители были евреями с острова Джерба – сефарды, которых почти не отличить от арабов. Еще в школе Ясмина почувствовала, что не все евреи равны, более того – евреи и не хотели равенства. Европейские евреи считали себя более изысканным обществом, тогда как арабские евреи гордились тем, что жили на этой земле уже два с половиной тысячелетия. Первые были адвокатами, банковскими коммерсантами и врачами, а вторые – торговцами и ремесленниками. Они, правда, молились вместе, но смешанные браки были табу. Европейский еврей скорее женится на христианке, а арабский еврей – на мусульманке. Истинная граница проходила не столько между религиями, сколько между сословиями.

Приемные родители Ясмины никогда не делали тайны из ее происхождения, Альберт был честным человеком. Но Ясмина и так сознавала свою чужеродность, одного взгляда в зеркало было достаточно: ее черные кудри, ее восточные глаза, беспокойные, горящие, ее полные губы – все это ей самой казалось чужим, она нисколько не походила на людей, которых называла мама и папа́. Хотя Мими постоянно повторяла: «Мы же одна семья, итальянские и арабские евреи!» – все равно во фразе таилось то, что Ясмина ощущала как свой изъян. Вот и в тот момент Ясмину снова кольнуло – когда отец молча посмотрел на нее. Ebrea, волшебное слово, которое когда-то принесло ей спасение, в ту ночь стало проклятием.

– Ты не слышал, что я сказал? – крикнул Альберт.

– Да что со мной случится? Это мой город, и если я встречу на улице боша, я скажу: «Добро пожаловать, господин Капуста, позвольте пригласить вас на чай».

Виктор был баловнем судьбы. Все так и падало ему в руки, и из любой ситуации он всегда выходил победителем. Он верил в ауру своей непобедимости.

– Виктор, ты еще не видел войны. Ты не знаешь, как униформа превращает приличного человека в зверя.

– Я их не боюсь. Гитлер? Когда я слышу речи этого типа, я не могу сдержать смех.