|
Женщину я, безусловно, знал: это была Рафа, жена лейтенанта Сикорски. Повинуясь команде прелестной дирижерши, электромобиль остановился и вместе с ним остановилась толпа. Очевидно, место было выбрано не случайно. Рафа развернулась к трехэтажному особняку, на котором помаргивала изумрудная надпись: «Узел Мировых Линий», и поднесла гигафон к губам. Страшный нечеловеческий голос потряс воздух: «Сон лучшее лекарство! Покупайте в аптеках города!» Неужели это произнесла милая целительница Рафа? Кто-то запрыгнул к ней на электромобиль с собственным гигафоном на запястье и вдохновенно проревел: «Летаргический!!!» Толпа вдохновенно заревела в ответ. Люди в ночных колпаках рассредоточились, обступили особняк и принялись колотить в неприступный камень своими ведрами. Несколько полицейских стояло поодаль, но они ни во что не вмешивались.
— Разбудим гадов! — толкнул кто-то меня локтем, обратив ко мне искаженное восторгом лицо. — Осиновый кол им в узел! Бедный Рудольф, подумал я вдруг о нашем лейтенанте. Хороший ведь парень, и так влип. Понятно теперь, почему он любит философствовать, а учитывая, что его всерьез тревожат проблемы ревности, за человека становится просто страшно... Выспрашивать, кого здесь намеревались будить при помощи осинового кола, было, на мой взгляд, небезопасно. Держись подальше от барабанов и гигафонов — вот главное правило здоровья, номер ноль. Только отдалившись метров на пятьсот, только вытряхнув из ушей этот оглушительный звуковой мусор, я почувствовал облегчение и я почувствовал, что сильно напряжен, а также готов — к чему? Да ко всему! — как скаут, как добрый знакомый по кличке Странник... в общем, заряд этой напряженной готовности и спас меня. Натренированный организм все сделал сам, без участия разума. Шерсть на загривке почувствовала постороннее движение за спиной, уши уловили едва слышный металлический звук, и ноги тут же увели тело вбок и вниз, с возможной линии огня. Как выяснилось, не зря: хлопнула спущенная пружина, капля света неуловимо мелькнула мимо. Удар приняло на себя дерево, стоявшее прямо по курсу; что-то звучно шлепнуло о ствол, брызнув стеклянными осколками. Это была ампула. Если бы не мои рефлексы, влепили бы мне склянку с иглой между лопаток. Я обернулся, успев пожалеть о том, что писателям оружие не полагается. Сзади, за узкой полосой подстриженного кустарника идеальных прямоугольных форм, прятался стрелок. У нас есть свои убийственные склянки, с холодной яростью подумал я, вот вам асимметричный ответ, получите! Я вытолкнул бутыль самогона с разворота, как ядро, ни мгновение не колеблясь. Попытка была удачной. Олимпийский рекорд не был побит, но сегодня от меня требовалась не дальность, а точность. Снаряд попал в подставленное лицо, опрокинув врага на землю, тот не ожидал ничего подобного, даже не вскрикнул, но еще две темные фигуры маячили возле въезда в большой школьный комплекс, поэтому оставаться на месте было нельзя, равно как и просто бежать, петляя среди уличных скамеек и утилизаторов: на это, возможно, и рассчитывали. В два прыжка я одолел расстояние до кустов и продрался на ту сторону. Человек корчился на траве, держась руками за голову. Разлитый алкоголь восхитительно пах. Я обшарил страдающее тело, однако не нашел ни кобуры, ни того, что в ней могло храниться, и тогда я принялся ползать на корточках по траве, стараясь не порезаться о свои же осколки. Чем защититься простому писателю? Здесь было гораздо темнее, чем на улице, ни черта не было видно, но я все-таки отыскал пукалку, с помощью которой меня пытались выключить. Затвор, ясное дело, оказался пуст, а дополнительными ампулами охотник почему-то не запасся. Обстановка осложнялась. Снаружи слышался грозный топот, и я, наконец, выглянул... Черные фигуры бежали вовсе не в мою сторону. Они бежали прочь. Они давали деру! Секунда — и не стало их, исчезли за школьной оградой. Обыскивать кого-то в темноте, прямо скажем, весьма неудобно, тогда я взял тело под мышки и выволок его через кусты на тротуар. |
