|
Мы все научились жить иначе. Я знаю, вы все стали вегетарианцами, поддержал я по мере сил эту неловкую беседу. Он отмахнулся: секрет в другом. Здоровыми становятся не постепенно, а в один миг, в один счастливый миг. Секунду назад ты был болен, а через секунду уже здоров. Понимаете? Нет, ничего я не понимал, и тогда мой гость посоветовал: вот когда выползете отсюда, сразу отправляйтесь на холм, а то давайте патрульную машину вызовем, пусть довезут вас до места. Зачем? Он удивился: ну так вы же хотели понять? Все в ваших руках, и нечего, нечего раскисать. Сам ты раскис, подумал я. Что ты можешь знать о том, как люди раскисают, что нового ты можешь рассказать об этом бывшему межпланетнику и бывшему шпиону, но вслух произнес только одно: к чему вся эта преамбула? А к тому, объяснил он мне, что, если кто-то начал жить иначе, невозможно представить, чтобы он пожертвовал тем счастьем, которое имеет. Захотев дурного, человек нарушает гармонию своего же мира. Жители этого города ясно увидели зависимость того, что они получили, от собственных ощущений и, тем более, от поступков. Вот почему в этом городе почти не совершается преступлений. В самом деле, получив однажды здоровье и ощущение счастья, узнав разницу между здоровьем и нездоровьем, кто захочет променять их, к примеру, на какие-то там деньги? Нет, невозможно представить... «Я к тому вам это рассказываю, — терпеливо вдалбливал мне страж порядка, — что у нас здесь давно не случалось ничего похожего, и мы думали, что ничего похожего у нас теперь быть не может...» Меня разбирал смех. Неужели они боялись, что без этакого душераздирающего вступления я не стану помогать расследованию? Невроз, принявший эзотерические формы. И они еще называют себя здоровыми? «Дело было так, — ответил я офицеру, — записывайте мои показания». — И он послушно включил магнитофон на запись...
— Значит, все ваши предки были торговцами? — спросил я. А вы, получается, сломали вековую традицию. Не является ли это вопиющим нарушением гармонии вашего мира? Он встрепенулся. — Типичное заблуждение новичка. Гармония вовсе не во внешних обстоятельствах жизни, а в том, как эти обстоятельства воспринимаются человеком. Мой вам совет, Иван — разрешите мне вас так называть? — побывайте хоть раз на холме. — А как мне вас называть, лейтенант Сикорски? — Рудольф. Руди. — Я обязательно побываю на холме, Руди, — пообещал я. — Я даже готов под землю спуститься, если мне вдруг приспичит что-то понять. Однако признаюсь вам, что не вижу связи между здоровым образом жизни и отсутствием в городе преступлений. — Вы подозреваете, что я солгал? — искренне удивился полицейский. Некоторое время мы оба молчали. — Ни в коем случае, — сказал я. — Один чудак сегодня уже убедил меня, что даже служебный долг не заставит его изменить своим принципам. Он поморщился. — Не надо упрощать, Иван. Работа в полиции невозможна без определенного рода компромиссов, поэтому я отвечу так: хочешь жить иначе, начни с малого. — Разве не лгать — это малое? Некоторые всю жизнь пытаются научиться жить не по лжи, а подыхают по уши в дерьме. — И все-таки приходится с чего-то начинать. Есть задачи, для решения которых главное — начать. Я попробовал поднять руку и посмотреть на часы. Получилось. Жизнь возвратилась в обездвиженное тело. — Впрочем, я не ответил на ваш предыдущий вопрос, — спохватился лейтенант. — Во-первых, вы путаете здоровый образ жизни и здоровый образ мыслей. А связь между здоровым образом мыслей и здоровой криминогенной обстановкой, согласитесь, очевидна. Во-вторых, порядка в нашей стране действительно прибавилось, если сравнивать, скажем, с тем, что описано в мемуарах вашего однофамильца. Единственный вид нарушений, который остался, — это, пожалуй. |
