|
- Как купчишку какого-то! Что я им, мальчик? Я им дам богадельню! - не слишком связно выкрикивал он, Ведищев же издавал всякие успокаивающие звуки и один раз даже погладил его сиятельство по крашеным, а может, и вовсе ненастоящим кудрям. Губернатор повернулся к Фандорину и жалобно сказал: - Эраст Петрович, друг мой, ведь что же это! Совсем распоясались, разбойники. Оскорбили, унизили, надсмеялись. Над всей Москвой в моем лице. Полицию, жандармерию на ноги поставьте, но сыщите мерзавцев. Под суд их! В Сибирь! Вы все можете, голубчик. Считайте это отныне своим главным делом и моей личной просьбой. Баранову самому не справиться, пусть вам помогает. - Невозможно полицию, - озабоченно сказал на это надворный советник, и никакие искорки в его голубых глазах уже не сверкали, лицо господина Фандорина выражало теперь только тревогу за авторитет власти. - Слух разнесется - весь г-город животики надорвет. Этого допустить нельзя. - Позвольте, - снова закипятился князь. - Так что же, с рук им что ли спустить, "валетам" этим? - Ни в коем случае. И я этим д-делом займусь. Только конфиденциально, без огласки. - Фандорин немного подумал и продолжил. - Лорду Питсбруку деньги придется вернуть из городской к-казны, принести извинения, а про "валета" ничего не объяснять. Мол, недоразумение вышло. Внук насвоевольничал. Услышав свое имя, англичанин обеспокоенно спросил надворного советника о чем-то, тот коротко ответил и снова обратился к губернатору: - Фрол Григорьевич придумает что-нибудь правдоподобное для прислуги. А я займусь поисками. - В одиночку разве энтаких прохиндеев сыщешь? - усомнился камердинер. - Да, трудновато. Но круг посвященных расширять нежелательно. Фандорин взглянул на очкастого секретаря, которого князь назвал "Иннокентием", и покачал головой. Видно, Иннокентий в помощники не годился. Потом Эраст Петрович повернулся к Анисию, и тот закоченел, остро ощущая всю свою непрезентабельность: молод, тощ, уши торчат, да еще прыщи. - Я что... я буду нем, - пролепетал он. - Честное слово. - Эт-то еще кто? - рявкнул его сиятельство, кажется, впервые углядев жалкую фигуру рассыльного. - Паччему здесь? - Тюльпанов это, - пояснил Фандорин. - из Жандармского управления. Опытный агент. Вот он мне и п-поможет. Князь окинул взглядом сжавшегося Анисия, сдвинул грозные брови. - Ну смотри у меня, Тюльпанов. Будешь полезен - человеком сделаю. А дров наломаешь - в порошок сотру. Когда Эраст Петрович и очумевший Анисий шли к лестнице, было слышно, как Ведищев сказал: - Владим Андреич, воля ваша, а денег в казне нету. Шутка ли - сто тыщ. Обойдется англичанин одними извинениями. На улице Тюльпанова ждало новое потрясение. Натягивая перчатки, надворный советник вдруг спросил: - А верно ли мне рассказывали, будто вы содержите инвалидку-сестру и отказались отдавать ее на казенное попечение? Такой осведомленности о своих домашних обстоятельствах Анисий не ожидал, однако, находясь в оцепенелом состоянии, удивился меньше, чем следовало бы. - Нельзя ее на казенное, - объяснил он. - Она там зачахнет. Очень уж, дура, ко мне привыкла. Вот тут-то Фандорин его и потряс. - Завидую вам, - вздохнул он. - Счастливый вы человек, Тюльпанов. В таком молодом возрасте вам уже есть за что себя уважать и чем г-гордиться. На всю жизнь вам Господь стержень дал. Анисий еще пытался уяснить смысл этих странных слов, а надворный советник уже повел разговор дальше: - О сестре не беспокойтесь. На время расследования наймите для нее сиделку. Разумеется, за казенный счет. Отныне и до окончания дела о "Пиковом валете" вы поступаете в мое распоряжение. Поработаем вместе. Надеюсь, скучать не б-будете. Вот она, нежданная радость, внезапно сообразил Тюльпанов. Вот оно, счастье. Ай да белая голубка! Жизненная наука по Момусу Имен за последние годы переменил столько, что первоначальное, с каким появился на свет, стало забываться. |
